Не ответив на приветствие Изабель, не улыбнувшись в ответ на ее улыбку, Людовик взял из корзинки орех, раздавил рукой скорлупу, съел его и взял следующий. Глаза его, вспыхнувшие гневом, не отрывались от молодой женщины.

– Это не то, что я ждал, – наконец произнес он сухо.

– А чего же вы ждали? – спросила она и поднялась, чтобы налить старого бургундского вина в хрустальный бокал, а налив, подала ему.

Он выпил вино одним глотком, и Изабель услышала одобрительное цоканье языком, когда принц вернул ей бокал. Она снова наполнила его.

– Вино, монсеньор, заслуживает большего уважения. Конечно, если бы я узнала раньше о том, что вы решили навестить меня, я устроила бы праздник, пригласила бы несколько наших друзей…

– Хватит надо мной издеваться, – оборвал он ее. – Вы прекрасно знали, чего я жду, иначе почему замок погружен в темноту и откуда взялась веревочная лестница?

Взгляд принца нелегко было выдержать даже тогда, когда он не гневался, – таким огнем он горел. А когда гневался, то испепелял, как молния. Но Изабель он не мог смутить – она не боялась своего кузена. Она тоже отпила вино, но бокал продолжала держать в руках.

– Что ж, карты на стол, монсеньор! Я прекрасно понимаю, какую благодарность хотели вы получить за драгоценности, которые мне прислали. Вместо этого столика со сладостями вы хотели увидеть расстеленную кровать и на ней полуодетую меня.

– Почему полуодетую? – с насмешкой спросил он. – Я же написал, что уезжаю завтра, значит, я очень спешу!

– Да, я вижу, что вы спешите без меры, и не понимаю, почему ваша записка, короткая почти до оскорбительности, не стала еще короче. Например, она могла бы звучать так: «В обмен на украшения – хочу вас!»

– И каков ответ?

– Так не обращаются с дамой из рода Монморанси. Моя кровь стоит вашей, с той только разницей, что она древнее и чище. Мой отец скрещивал шпагу с каждым, кто отваживался в этом усомниться. Что же до сокровищ, которые я не надеялась уже получить, то я вам за них благодарна, но платить за них не обязана. Перечитайте завещание вашей матери. Мне, и только мне, она завещала и этот жемчуг, и этот замок. Чужое не дарят, и уж тем более им не торгуют!

– Что за вздор! О каких торгах вы толкуете? Будто вы не знаете, что я вас люблю!

Неожиданное признание ударило Изабель как громом. Она не ожидала от него слов любви. Но с другой-то стороны, и такие слова тоже были… Нет, она не собиралась снимать доспехов!

– Вы меня любите? Это новость!

– Не лгите! Каждая наша встреча говорила об этом яснее ясного! Еще та, до вашего брака с Шатильоном!

Он мог ждать чего угодно от своенравной Изабель, но только не смеха, а она на его слова рассмеялась. Ее смех разозлил его еще больше.

– Что я сказал смешного?

– Будьте честны и вы тоже, монсеньор! Могла ли я всерьез принимать ваши любезности, если служила ширмой во времена вашей страсти к мадемуазель дю Вижан?

– Ширмой? Да кто мог сказать вам такое?

– Та, кто знает вас лучше всех! Ваша собственная сестра. Кто подвергнет сомнению такой правдивый источник?

– Этому источнику как раз и нельзя доверять! Сестра вас ненавидит.

– Если вы думаете, что сообщили мне что-то новое, то ошибаетесь. Признаюсь, и я возвращаю ей это чувство, увеличив его в сто крат.

– Постарайтесь умерить свою неприязнь. Сестра готова сделать все возможное и невозможное, лишь бы оберечь мой душевный покой. А в вас она видит опасность для моего сердечного спокойствия…

– В моих ли силах его нарушить?

– Я уже все вам сказал, Изабель! Неужели вы позволите мне уехать…

– Да! Чуть не забыла! Отъезд! И куда же вы едете?

– В Париж. Пожалуйста, не смейтесь. Я знаю, Париж – не дальний свет, но там все идет не так, как хотелось бы.

В самом деле, несмотря на праздники, балеты и всевозможные развлечения, которые сменяли друг друга в столице с тех пор, как освободили принцев, в воздухе витало напряжение. Между фрондерами возникли несогласия и размолвки. Тень пробежала и между герцогом Орлеанским и принцем де Конде. Оба были недовольны неисполнением секретного договора, заключенного в январе. Важным пунктом в нем был брак младшего брата Людовика де Конде, юного Конти, с дочерью герцогини де Шеврез. Но брак этот не состоялся. Обманутыми оказались и притязания самого герцога. Будучи дядей короля, он считал, что вправе сам занять трон, и видел в принце де Конде главное препятствие к достижению цели. Коадъютор де Гонди пребывал в ярости, не получив шапку кардинала, которую уже считал своей, и без колебаний предложил свои услуги Мазарини, который по-прежнему находился в изгнании. Шептались также, что Анна де Гонзага стала тайной корреспонденткой изгнанника, о котором не переставая горевала королева, и теперь помогала ему всем, чем могла.

Впрочем, принц не сообщил Изабель ничего особенно нового. Но картина, которую несколькими штрихами набросал ее ночной гость, снабдив немаловажными подробностями, всерьез ее обеспокоила.

– Скажу откровенно: я не вижу причины, по которой бы вам следовало спешно ехать в Париж, – высказала она свое мнение. – Вы наживете только лишние неприятности. Оставьте Месье, Парламент, Гонди и королеву драться на рапирах с наконечниками, пока им не надоест, а сами оставайтесь в Шантийи и ждите, когда к вам явятся просить помощи. Вам, и никому другому, была устроена триумфальная встреча по возвращении из Нормандии. Вы можете вновь стать опорой и спасителем.

– Или первой жертвой! Кое-кто считает, что без меня в королевстве будет гораздо спокойнее, а значит, мне грозит новое заточение, а возможно, и смерть.

– Боже мой! Какой ужас! Но откуда вам это известно?

– От множества агентов, которые служат моим сторонникам, и от немногих друзей, которые у меня остались. Их донесения очень тревожны, и вокруг меня…

– Да, скажите, что же говорят те, что сейчас окружают вас!

– Говорят, что мне нельзя попасться в ловушку, что необходимо вступить в бой немедленно!

– И начать новую Фронду, едва завершилась первая? Интересно, с чьей же помощью?

– Все мои сторонники – я надеюсь, вы тоже входите в их число – умоляют меня принять весьма основательную помощь, которую обещает король…

– Испанский? Кто смеет предлагать как благо помощь врага? Вы верите, что вам хочет добра король, которого вы разбили при Рокруа?

– Кто смеет предлагать? Да все, кто меня любит: моя сестра, младший брат… И ваш брат тоже, причем весьма пламенно.

– Франсуа? Он разве не в Бастилии?

– Он вышел из Бастилии и лечит свою рану в Шантийи.

– И не заехал ко мне в Мелло?

Что-то вроде улыбки осветило мрачное лицо принца.

– Он боится вас. Вы – единственное существо в мире, которого он боится.