никаких чувств к мужу, Елена Ивановна самоотверженно занималась воспитанием его сына и дочери от первого брака.

Еще в молодости, проживая в Одессе, Елена Ивановна, наделенная незаурядным талантом и любовью к искусству, знакомится с литературным кружком, сближается с поэтом А. И. Подолинским, пробует себя на поприще словесного мастерства.

В середине 1840-х годов литературные опыты Елены Ивановны обращают на себя внимание издателей журналов, ее печатают в «Москвитянине», «Библиотеке для чтения», «Московском городском листке» — анонимно, под псевдонимами или под девичьей фамилией. Она знакомится с Вельтманом, очарование которого ею вскоре перерастает в более глубокое чувство, разделяемое Еленой Ивановной; писатель предлагает ей соединить свои судьбы[790].

Писательница не видела крепких уз, связывающих ее с Крупениковым. Свой долг она выполнила: дочь мужа вышла замуж. Сын Крупеникова умер. И Елена Ивановна осенью 1849 г. едет в Петербург, чтобы энергично хлопотать о расторжении брака. В начале 1850 г. она возвращается, добившись успеха, и 24 февраля Кубе и Вельтман вступают в брак. Александр Фомич с торжеством пишет Далю: «<...> я уже женат и очень счастлив <...>»[791].

Преданная всей душой погруженному в литературную и научную деятельность мужу, Елена Ивановна «ходила за ним, как за дитятей, и из-за ее попечения он уже не имел нужды думать ни о чем и мог спокойно распоряжаться движением письмен кельтических, финских и немецких по Европе и Азии»[792]. Своим чередом шла каждодневная жизнь. У Вельтмана родились сын и дочь, умерла сестра, в 1861 г. старшая дочь Надежда вышла замуж, и год спустя писатель стал дедом. Елена Ивановна рассказывала об их житье-бытье:

«Знакомые говорят, что он <Вельтман> живет на необитаемом острове, в допотопном мире, и не знает ничего, что делается на свете. <...>

С нашего необитаемого острова, где так хорошо <...>, мы смотрим на свет божий, на ломку, которая происходит во всех концах, слышим треск, видим пыль и прах и ждем, надеясь на милость господню, зная, что все в его руке»[793].

Добрая спутница Вельтмана не оставляла и литературных трудов, работала также над педагогическими сочинениями. В 1864 г. ее выбрали почетным членом Общества любителей российской словесности. В 1867 г. печатается большой, основанный на всестороннем изучении эпохи, исторический роман Елены Вельтман «Приключения королевича Густава Эриковича»[794].

Тяжелая болезнь прервала писательскую деятельность Е. И. Вельтман. 1 марта 1868 г. она скончалась.

Несмотря на преклонный возраст и расстроенное здоровье, Александр Фомич продолжал служебные занятия, научную и литературную работу до последних лет своей жизни. Он умер 11 января 1870 г. Уже после его кончины вышло отдельным изданием либретто «Аммалат-бек», написанное им много лет назад. Сослуживцы писателя поставили на его могиле памятник из белого мрамора — точную копию надгробия Ярослава Мудрого.

Детям Вельтмана пришлось оставить казенную квартиру в доме Дворцовой конторы, и поэтому сундуки с книгами и бумагами покойного Вельтмана были переданы на хранение в канцелярию Московского Публичного и Румянцевского музеев. В 1876 г. Надежда Александровна попросила вернуть один из сундуков с книгами, автором которых был ее отец, а рукописи оставить в библиотеке. Рукописи были приняты, а библиотека писателя куплена Музеями[795]. Архив Вельтмана, его книжное собрание представляют большую научную ценность.

Но прежде всего перед нами громадное литературное наследие А. Ф. Вельтмана. Оно имеет свою отправную точку, в которой заложены его основные идеи и темы. Этой точкой является его первый роман — «Странник».

2

В годы бессарабской службы и в русско-турецкую войну Вельтман приобрел самые разнообразные впечатления, разносторонний жизненный опыт. Перед ним прошло множество сложных событий и оригинальных лиц, и сам он был участником не одного десятка различных происшествий. Жизненный материал требовал осмысления и творческого воплощения.

Яркая жизнь приграничной области заинтересовала его сразу по приезде в Бессарабию. Так на основе наблюдений был создан групповой портрет кишиневцев в стихотворениях «Простите, коль моей нестройной лиры глас» и «Джок», рассказ об офицерском быте в «Послании к друзьям», реалистические сцены в «Беглеце», были обрисованы хорошо изученные места в «Начертании древней истории Бессарабии». Но разрозненные этюды еще не давали возможности создать полный рассказ о пережитом. После кампании 1828 г. Вельтман пытался написать повесть «Эмин» об осаде крепости, положив в основу анекдотическое происшествие, случившееся при захвате в плен красавца-турка под Шумилой. Он обратился к ритмической прозе, но потом отказался от этого романтического аксессуара и в сцене беседы офицеров использовал разговорный язык. Замысел не осуществился: описание забавного эпизода не отвечало намерениям автора.. Короткая стихотворная интермедия «Лагерь», юмористически рисующая прифронтовую жизнь офицеров, тоже не удовлетворила Вельтмана, хотя «Эмин» и «Лагерь» были ничуть не хуже произведений, появлявшихся на страницах журналов и альманахов того времени.

Писатель хотел подробно рассказать о днях, проведенных в Бессарабии, и не мог решить, какой избрать жанр. Тема подсказывала путевые записки. Вельтман признавался позднее, что «выучил наизусть этот край»[796]. Но «записки путешественников» слишком часто выходили из-под пера бесталанных вояжеров в 1800—1820-е годы[797] и постоянно вызывали насмешки и пародии. Меланхолическо-сентиментальные опусы были бездарными подражаниями «Сентиментальному путешествию» Л. Стерна. Громадная популярность выдающихся произведений английского писателя[798] обращалась против него: на страницах «путешествий» обесценивалось своеобразие рассказов Тристама Шенди и Йорика. В ответ появлялись псевдопутешествия, такие, как «Путешествие вокруг моей комнаты» Ксавье де Местра[799], переведенное на русский язык в 1802 г., и произведения русских авторов: «Мое путешествие. Приключения одного дня» Н. Брусилова (1803), «Путешествие моего двоюродного братца в карманы» (1803)[800]. В них пародировалась чрезмерная чувствительность рассказчика. А в «Путешествии критика»[801] С. К. фон Ферельцта сатира была направлена против изысканных описаний в эпистолярной и дневниковой форме. В 1828 г. Яковлев издал «Чувствительное путешествие по Невскому проспекту», в котором иронизировал: «Я страстно люблю путешествовать; не знаю, что поселило во мне эту страсть?— Природа?— Конечно природа!— Я объехал все части света — все видел — все узнал... но увы!— я ездил в воображении — все видел — в мыслях; все узнал — из книг гг. путешественников!!!»[802]. К пародиям на подражание Стерну принадлежала «Жизнь и мнения нового Тристрама» Я. И. де Санглена (1829) — произведение, отмеченное своеобразием в сложностью композиции.

Конечно, осмеянию подвергался не сам рассказ о путешествии, а «слащавое изображение природы и сельской жизни у писателей-карамзинистов»[803].

Таким образом, литературная ситуация не могла отвратить от желания поделиться с читателями любопытными сведениями, рассказать о виденном и слышанном.