– Эй, вы, двое! – окликнул нас худой парень в длинной, подвязанной веревкой рубахе. Парень служил Проппо и выполнял его указы. Тюрк послушно подошел, а я поплелась следом.

– Епископ велел тебе идти в лагерь, – сказал парень греку. – Отдохни хорошенько. Завтра он будет говорить с конунгом данов, и ты можешь понадобиться.

– Большая честь быть полезным епископу. – с по клоном ответил Тюрк, и мы зашагали к шатрам данов.

Эта ночь мало отличалась от прочих. Только вместо родных я видела во сне совсем чужие лица. Они были незнакомыми и очень разными, от молодых и гладких как свежее яблоко, до изрезанных морщинами, словно древесная кора. «Ты – Хакон-ярл?» – спрашивала я каждого, и они пропадали. «Может, ты – Оттон или Синезубый?» – кричала я, но и на этот вопрос не получала ответа.

А утром мы пошли к конунгу данов. В длинной избе собралось много народа. Воины Оттона стояли бок о бок со своими недавними противниками и мирно болтали о погоде, о новом оружии из неломающегося железа и печально известном в северных странах греческом огне. Посреди избы пылал очаг, а перед ним на возвышении сидел немолодой мужик в кожаных сапогах, белой рубахе и добротных штанах. На его поясе красовался широк плетеный ремень с выпуклой золотой пряжкой.

– Синезубый, – шепнул мне Тюрк.

Словно услышав его, мужик поднял голову. По-своему он был красив, этот конунг данов, но его лицо было лицом старика. Не верилось, что этот усталый человек смог собрать войско для обороны Датского Вала. Рядом с ним сидел император Отгон. Не знаю почему, но мне всегда казалось, что он должен быть именно таким – строгим, с прямым, будто вырезанным из камня, носом и тяжелым подбородком.

– Это… – попытался объяснить Тюрк, но я отмахнулась:

– Знаю!

Неожиданно все зашумели. Воины попятились, прижали меня к стене, и в избу вошел Проппо. Он был облачен в сияющие, шитые золотом одежды, а на его голове красовалась круглая красная шапочка. Но особенным были не одежды и не величественная осанка, а лицо епископа. Я никогда еще не видела подобных лиц. Проппо глядел на конунга данов свысока, так, словно одновременно и упрекал, и прощал его. Голубые глаза епископа смотрели насквозь, прямо в души, и Синезубый невольно приподнялся со своего сиденья. Казалось, он хотел шагнуть навстречу гостю, но тяжелая рука императора прикоснулась к его плечу, и, вмиг опомнившись, конунг сел на место. За Проппо чинно прошествовали другие ученые мужи. Бледные и ранодушные, как посланцы богов, они расселись кружком возле очага. Хотя они и были посланцами своего бога…

Длинный слуга Проппо обернулся и поманил Тюрка.

– Оставайся тут, – пробираясь вперед, шепнул грек. Я видела, как он поклонился конунгу данов, а потом присел на корточки возле епископа. Отгон заговорил. Синезубый выслушал его и слегка покачал головой. Я стояла слишком далеко, чтоб расслышать его отвег, но поняла: конунг данов не спешил менягь веру. Тогда заговорил Проппо. Он говорил совсем гихо, чуть ли не на ухо Тюрку, а тот повторял уже громче. Я попыталась подобраться поближе, однако воины так плогно сомкнулись плечами, чго пробиться оказалось невозможно. Не желая привлекать лишнего внимания, я присела у входа. Какая мне, в конце концов, разница, о чем там гово-ряг конунги?! Среди них нег ни моих врагов, ни врагов Тюрка… Я зря сюда приехала. Умный грек ошибся – ярл не пришел, а значит, нужно подумать о том, как выбраться отсюда…

И тут все дружно охнули. Что-то случилось! Я вскочила, приподнялась на носки и вгляделась. Ничего не изменилось, лишь Проппо встал и теперь шел к конунгу данов, протягивая ему что-то в сложенных горсточкой ладонях. На лице того смешались страх и восхищение.

– Бери же! Посмотрим, сумеет ли твой бог уберечь тебя, – громко сказал Проппо.

Дан вздрогнул и протянул руку. Епископ разжал пальцы. Что-то дымное и сверкающее выпало из его пальцев прямо в ладони Синезубого. Мгновение тот сидел, а потом стряхнул дар Проппо на землю и поспешно затоптал его ногой. Только теперь я разглядела, что это было. Угли! Горячие, еще красные от жара угли! Сколько же мужества понадобилось маленъкому епископу, чтоб, не дрогнув, донести их до конунга данов! И ведь как шел! Чинно, будто прогуливаясь…

Усмехаясь, Синезубый подул на ладонь.

– Твои боги не помогли? – засмеялся Проппо.

– А твой? – все еще улыбаясь, спросил дан. Проппо протянул к нему свои руки. Конунг данов хмыкнул, потом неверяще уставился на них, а затем вскочил и отшатнулся. Скамья, на которой он сидел, со скрипом отъехала в сторону.

– Это невозможно! – вскрикнул он.

– С истинной верой возможно все, – невозмутимо ответил Проппо, высоко поднял руки и повернулся к зрителям. Я задохнулась и попятилась. Ладони епископа были чисты и белы, будто только что выпавший снег! На них не осталось и следа от пылающих углей! Даже кожа не покраснела!

Кто-то из воинов Оттона бухнулся на колени и, вознося хвалу своему Господу, громко забормотал молитву. То же самое сделали и ученые мужи. Тихий, монотонный то ли плач, то ли вой разросся, и, подчиняясь ему, принялись опускаться на колени воины Синезубого. Внезапно и мне захотелось поклониться удивительному богу епископа, однако в этот миг дверь за моей спиной распахнулась, и в избу влетел разгоряченный гонец.

– Корабли ярла Хакона встают в Эрка-бухте! – выкрикнул он, а потом увидел стоящих на коленях людей И озадаченно смолк.

Оправившись от потрясения, Синезубый шагнул к епископу.

– Ты убедил меня, святой человек, – громко сказал он. – Я и мои люди будем креститься. То же самое сделает Хакон-ярл со своими людьми. Он повезет рассказ о чуде в Норвегию. О столь всемогущем боге должны знать все!

Он еще что-то говорил, но я уже не слышала. Я забыла о недавнем желании встать на колени и дрожала от возбуждения. Хакон явился! А с ним – мой берсерк! Плюнув на осторожность, я кое-как пробилась к Тюрку и дернула его за рукав:

– Ты слышал?!

– Слышал? – суетливо выталкивая меня из избы, зашептал грек. – Слышал! Пришло время. Нужно поспешить…

Почти бегом он помчался через поселок к шатрам и, нырнув в один из них, вытащил оттуда большой боевой лук и несколько стрел.

– Держи, – впихивая добытое оружие мне в руки, забормотал он. – Я слышал, ты редко промахиваешься, и давно все продумал. Над Эрка-бухтой есть тропа… – Продолжая бессвязно бормотать, грек потащил меня прочь от лагерных шатров, мимо низких земляных изб данов, к покрытым весенней порослью скалам. – Оттуда удобно стрелять… Один или два выстрела – и Хакону конец! А мы уйдем… Никто не узнает, кто убил ярла. Об этом буду знать только я. Я буду знать, что его убила женщина!

Руки грека тряслись, а речь стала сбивчивой и лихорадочной, как у больного.

"Уж не спятил ли? – едва поспевая перескакивать через каменные обломки, думала я. Никогда раньше грек не вел себя так странно. Да и шли мы вовсе не к бухте и не к пристани, где стояли корабли, а куда-то в сторону, вдоль берега, по едва заметной тропе.