УЖАС

— Это ужасно, — говорил Маркофьев. — Быть благодетелем, кормильцем и поильцем, наставником — и получить вместо благодарности удар в спину. Ужасно, когда тебя преследуют мелкие, мстительные люди. Иуды, предатели рода человеческого. Ибо в массе своей род человеческий здоров, бодр и жизнерадостен. Но что поделаешь: таков удел гениев: быть преданными, страдающими, отравленными…

Постоянно за ним с блокнотом ходил Иван Грозный. Изредка Маркофьев обращался к нему, главному своему биографу:

— Успеваешь записывать то, что я говорю? Каждое мое слово бесценно для истории.

Со мной он беседовал все реже и реже.

НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ

Надеяться мне, в общем-то, было не на что. И я уже начал готовиться к худшему.

Как вдруг развитие событий неожиданно приняло другой разворот. Сбитый, у которого по словам врачей, не было шансов, начал подавать признаки жизни. Более того, он заговорил! И показания его резко изменили картину, которую нарисовал себе следователь. Потерпевший, оказывается, прежде чем потерять сознание, кое-что успел разглядеть и многое запомнить. Он, например, довольно точно обрисовал внешность мужчины, сидевшего за рулем. Портрет этот сильно смахивал на Маркофьева.

Именно в те дни я, пожалуй, впервые заметил горькую печаль на лице друга. Именно в тот нелегкий момент из груди Маркофьева исторглось полное горечи и переживаний откровение:

— НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО БЫТЬ ХРИСТОМ, ДОСТАТОЧНО БЫТЬ ОБЫЧНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, ЧТОБЫ ПРЕДСКАЗАТЬ: ТЕБЯ ПРЕДАДУТ, БРОСЯТ, ОБОЛГУТ, РАСПНУТ. А как еще могут поступить люди? Только так — и никак иначе.

КОГО ОНИ ВЫБИРАЮТ (исторический экскурс)

И еще он говорил:

— Как ни пытался Понтий Пилат спасти Иисуса, народ горой стоял за воришку Варавву. Потому что, конечно, Варавва симпатичнее, ближе. Понятнее. Чем тот, который несет свет истины и новый уклад жизни. Так вот на же тебе, получай: жулика простим, а тебя распнем! Чтоб неповадно было нас поучать! Сами не глупей тебя, знаем, что творим!

— Многое ли с тех пор изменилось? — вопрошал Маркофьев. — Нет, модель поведения все та же. Варавву — простить и возвысить, он — наш, один из наших, а того, который, как Данко, освещает жизнь своим вырванным из груди сердцем, того — освистать, затоптать, обвинить во всех мыслимых грехах, упрятать за решетку. Эх, люди, люди… Ну ладно, этот сбитый помутился умом. Но ты, мой друг… Разве мог я ожидать от тебя подобного?

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ:

а) Почему человечество выбрало не Христа, а Варавву?

б) Далеко ли ушло человечество по пути прогресса с момента распятия Христа?

в) Если бы на пост руководителя страны, учреждения, где вы служите, начальником жилищной конторы, вашего микрорайона баллотировались Христос и Баравва, за кого бы вы проголосовали?

ПЛОХО БЫТЬ ЧЕСТНЫМ

— Почему чаще всего в неприятности попадают люди честные и порядочные? — спрашивал Маркофьев. И отвечал. — Да потому, что каждый судит о другом по себе. Вор ожидает, что его обманут, жулик предвидит, что его обведут вокруг пальца, а порядочный человек верит, что имеет дело с порядочным. Вот его и накалывают — как жука на булавку… Бедный, я, бедный…

ПЛОХИ ДЕЛА

Впрочем, достаточно быстро он справился с собой, преодолел хандру и повеселел.

— Плохи твои дела, — заявил он мне однажды. — Боюсь, тебе не выкарабкаться. В темноте и при тусклом освещении легко перепутать внешность водителя.

БЕСТОЛКОВОСТЬ

Моя бестолковость, в общем-то, была очевидна и мне самому. Разумеется, я должен был находиться за решеткой, а Маркофьеву следовало остаться на свободе и продолжить научную и общественную деятельность. Он жил для людей, а для кого жил я? Ну, вы помните цепь моих рассуждений. Он был яркой фигурой, к которой прикованы взгляды человечества: мировых авторитетов и рядовых тружеников. А чьи взгляды были прикованы ко мне?

КРЕПКИЙ ОРЕШЕК

Маркофьев утверждал, что у несчастного пострадавшего от удара помутилось в голове, вот он и городит невесть что.

Напротив, свидетель демонстрировал все большую ясность ума и вспоминал все более любопытные подробности. Как ни пытались его убедить и внушить, что в темноте и снегопаде, при свете качавшегося фонаря, легко все перепутать и приписать внешность одного — внешности другого, бедолага стоял на своем. Консилиум медицинских светил, которых пригласил, чтобы освидетельствовать пациента, Маркофьев, признал, что этот тронувшийся умом идиот был фактически сумасшедшим еще до того, как его сбила машина. И следователь дал согласие исправить, а, может, даже переписать протокол допроса заново, но в рассказе о той ночи умалишенный оставался удивительно последователен. И ничего с ним поделать было невозможно.

КРАСНАЯ КНИГА ДУРАКОВ, ИДИОТОВ, КРЕТИНОВ

Если «Красная книга» животного мира и растений имеет задачу зафиксировать редкие виды исчезающей флоры и фауны — с целью их сохранения, то «Красная книга дураков, идиотов, кретинов», входящая составной частью в «Учебник жизни», напротив, должна послужить полному искоренению жалких остатков недоумков, рассеянных между сотен, тысяч и миллионов умных людей, представляющих собой безусловное большинство на планете. Просветительская миссия моей «Красной книги» — в том, чтобы дураки, кретины и идиоты, прочитав ее, сами осознали свою глупость и перестали быть теми, кем они являются. То есть поумнели. Задача не такая уж сложная, ибо, повторю: подобных особей, согласно моим данным, остались считанные единицы. Доведем же их до полного исчезновения!

И придем к окончательной и бесповоротной победе умных!

ДУШИТЬ ЛУЧШЕ ПОДУШКОЙ

Я навестил смельчака, сбитого Маркофьевым. И был ошеломлен, увидев небольшого роста человечка с впалыми щеками и застывшим ужасом в глазах.

— Приходили два раза ночью, душили подушкой, — рассказывал он мне. — Я понимаю, на подушке не остается отпечатков пальцев… Но я все равно не отступлю…

Я смотрел на него во все глаза. Это был редчайший экземпляр вымирающего племени идиотов. Кретинов. Из числа тех, кто достоин быть занесен в «Красную книгу».

— Он ведь был пьяный. За рулем. И если его сейчас не остановить, он снова сядет за руль нетрезвым. И для кого-то это закончится более плачевно, чем для меня, — объяснял он.

СУДЬБА ДУРАКА

— К ударам-то я привык, — говорил он мне, — случались в моей жизни удары и посильней. Поэтому я и выдержал.

Если Маркофьев повсюду, где ни появлялся, организовывал футбольные команды, пострадавший устремился в юные годы в бокс. (В чем разница между футболом и боксом? В том, что внутри большой команды изъяны каждого отдельного игрока не так бросаются в глаза. А на ринге ты уж точно отвечаешь сам за себя и тебе никуда не скрыться.)

Конечно, он был козел! Никакими особыми навыками не овладел, но других боксеров в его армейском подразделении не было, поэтому его отправляли на все войсковые соревнования, где, как правило, он бывал жестоко бит, подолгу потом лежал в госпиталях и клиниках, имел множество переломов носа.