Ничего. Тишина.

Когда Хэл, выставив перед собой желтый альбом, дюйм за дюймом пробиралась по тускло освещенной комнате к задней двери, руки ее дрожали. В воображении ей представлялось, что когда она откроет эту дверь, то увидит в тишине и мраке сгорбленную фигуру женщины, которая ждет и наблюдает – как тогда, на чердаке.

– Миссис Уоррен! – В голосе Хэл послышались умоляющие нотки, почти всхлип. – Пожалуйста. Проснитесь.

Она подошла к двери. Ничего. Ни звука, ни шороха. Хэл положила руку на дверь и толкнула ее. Дверь открылась, представив взору узенькую спальню с единственной железной кроватью. Под кроватью Хэл разглядела пару теплых тапочек, а на гвоздике рядом с дверью халат. Самой миссис Уоррен в комнате не было.

Сердце у Хэл твердо билось в груди, на секунду она испытала облегчение, но затем почувствовала беспокойство другого рода. Если миссис Уоррен нет ни в гостиной, ни в постели, то где она?

– Миссис Уоррен! – крикнула Хэл, сама испугавшись своего крика. – Миссис Уоррен, где вы?

Тут в глубине комнаты Хэл увидела еще одну дверь. Она была приоткрыта.

– Миссис Уоррен?

Хэл вошла в спальню, ощущение незаконного вторжения усиливалось от каждого шага по частным покоям экономки. Одним уголком сознания она дрейфила при мысли о бешенстве миссис Уоррен, если та застанет ее здесь, но вместе с тем ее влекло что-то вроде восхищения – она с огромным интересом рассматривала распятие над аскетичной кроватью, фотографию Эзры на ночном столике и байковую ночную рубашку с трогательными кружавчиками, сложенную в ногах кровати.

Теперь Хэл было не просто любопытно узнать, что таится за наводящей ужас наружностью экономки. Ей хотелось… нет, было необходимо получить ответ. Ответ, который могла дать только миссис Уоррен.

Вытянутой рукой Хэл почти коснулась двери…

– Хэл?

Голос послышался сзади. Хэл рефлекторно подскочила и обернулась, уставившись широко раскрытыми глазами в темноту.

– Кто… кто здесь?

Сначала она ничего не различала, а потом что-то шевельнулось – темная фигура в дверном проеме. И ее обладатель шагнул в маленькую комнатку.

С чувством отстраненного удивления Хэл вдруг поняла, что снегопад прекратился и вышла луна, посылавшая слабые косые лучи на голые доски, разделявшие ее и этого человека.

– Хэл, что вы здесь делаете?

В низком голосе не было упрека, лишь озабоченность и еще любопытство.

– Э… Эзра, – промямлила Хэл. – Я… искала миссис Уоррен.

В конце концов, это правда.

– Зачем? С вами что-то случилось?

– Я в порядке, – выдавила Хэл.

А вот это уже неправда. Сердце у нее билось так тяжело и быстро, что шумело в ушах, и она с трудом могла утишить этот шум, чтобы расслышать собственные мысли.

Эзра сделал шаг вперед, в лунный свет, и протянул руку, словно хотел поддержать ее и отвести в надежное место.

– Хэл, вы уверены, что все в порядке? У вас очень странный вид. И что это у вас там? Книга?

Она опустила взгляд на руки, в которых все еще держала желтый альбом, а потом снова подняла их на Эзру, своего отца. Их глаза встретились, и это было как упасть в темную, усыпанную листьями воду, упасть в собственное прошлое.

Как-то в школе учительница Хэл проводила с ними эксперимент. Ученики должны были охладить бутылку с водой до температуры чуть ниже нуля, а потом сильно ударить ею по столу. Вода превращалась в лед с невероятной скоростью, словно по какому-то волшебству.

Стоя во мраке и глядя в темные, увлажненные глаза Эзры, Хэл чувствовала, как будто тот же процесс протекает в ней – мучительный холод мгновенно распространился откуда-то изнутри, обратил кровь в лед, конечности замерзли и закоченели. Потому что она поняла – совершенно точно поняла, не имея нужды в подтверждении, – что случилось с экономкой. Поняла странное выражение на лице миссис Уоррен в первый день, завещание миссис Вестуэй и ее вызывающее недоумение, загадочное послание Хардингу. Поняла формулировку завещания и произошедшую «ошибку» – то была вовсе не вина мистера Тресвика. Как вообще она могла подумать, что этот сухой, аккуратный маленький человек может допустить такую грубую ошибку? Он просто оправдал доверие своей клиентки и хранил тайну. А еще Хэл поняла, почему Абель уверял, что никакого Эдварда в тот день на озере не было, и почему Эзра отказался опротестовывать завещание и не купился на договор об изменении условий. Но яснее всего она поняла, почему ее мама отрезала себя от прошлого, а следом за ней и Хэл.

Убирайтесь, если не хотите беды на свою голову. То была не угроза – предупреждение. Но она поняла это слишком поздно.

Эзра и Хэл неотрывно смотрели друг на друга. Казалось, время замедлило свой бег. В горле у Хэл пересохло, и, когда она наконец заговорила, голос был хриплым:

– Это альбом. Но… может быть, вам он знаком.

Хэл пыталась говорить легко, но слова звучали странно для нее самой, и она поняла, что заняла позицию обороны, словно чтобы защититься от неизвестного нападающего.

Думай о том, как ты себя держишь, Хэл, не только мы читаем других, они тоже читают нас.

Лицо у нее напряглось, и она выдавила улыбку, растянув уголки рта, хотя скорее всего вышел оскал посмертной маски.

– Знаете, я очень устала…

Эзра взял у нее альбом, но не сдвинулся с места. Вместо этого он положил руку на стену и небрежно накренился, преграждая ей выход. Перевернув пару страниц альбома, он вскинул голову и улыбнулся Хэл:

– О… какое старье. Надо же, я представления не имел, что мать сохранила так много фотографий.

Хэл молчала, только смотрела, как он переворачивает страницы.

– Как вы разыскали этот раритет?

– Я… – Хэл с трудом сглотнула. Она заставила себя опустить руки, чтобы язык ее тела говорил, что она открыта, и постаралась придать себе расслабленный вид. – Мне не спалось. Решила поискать книгу и почитать. Пошла в кабинет.

– Понятно… А… вы, кстати, посмотрели фотографии?

Голос Эзры звучал непринужденно, даже небрежно. Но когда он задал этот вопрос, Хэл заметила в нем какую-то неуловимую перемену. Задевая больное место клиента, она слишком часто видела такие штуки у себя в офисе, чтобы теперь ошибиться. И теперь тоже увидела.

– Только п-первые. – Она заставила себя дышать медленно, ровно и, отстраненно слыша дрожь в своем голосе, попыталась унять ее, чтобы тот стал спокойнее, мягче. – А почему вы спросили?

– Просто так. – Но он уже не делал вид. Уже не улыбался, и сердце у Хэл забилось быстрее.

Убирайтесь… Пока еще есть время…

– Ладно… Тогда, наверно, я пойду спать, если не возражаете. – Она произнесла эти слова медленно, аккуратно, сохраняя полное спокойствие, ожидая, что он отодвинется и даст ей пройти.