Наконец, как следует подготовившись, Гурни дождался темноты и просто… ушел из дома.

Закинув за плечо мешок с клубнями и овощами и заткнув за пояс нож, он отправился в путь по неровно нарезанным полям. Он избегал дорог и патрулей, спал днем и шел по ночам при неверном свете луны. Сомнительно, чтобы за ним послали ищеек. Жители деревни решат, что парня ночью схватили заплечных дел мастера Харконненов; как бы то ни было, сельчане скорее всего побоятся доложить начальству об исчезновении Халлека.

Несколько раз Гурни забирался в кузова грузовых машин и всю ночь ехал в нужном направлении. Несущиеся по воздуху грузовики ночами двигались без остановок. Эти транспорты позволили ему без особого труда преодолеть сотни километров, оставив время для размышлений, надежд и отдыха, так нужного ему, чтобы добраться до военного гарнизона.

В течение долгих ночных часов Гурни прислушивался к ровному гудению двигателей машин, везших на перерабатывающие заводы продукты или минеральные ископаемые. Ему очень не хватало балисета, который пришлось оставить дома — не мог же он нести громоздкий инструмент с собой! Когда у него был инструмент, он мог сочинять музыку, чтобы уменьшить страдание от того, что господа отняли у него единственного близкого человека. Как он тосковал теперь по тем дням. Сейчас же оставалось только напевать любимые мелодии.

Наконец на горизонте появилась коническая вершина Эбонитовой горы, плотного черного уснувшего вулкана, усеянного острыми обломками скал. Да и сам камень был таким черным, словно его облили смолой.

Казармы гарнизона представляли собой расположенные, как куски головоломки, плоские, лишенные украшений дома. Городок был похож на муравейник, окружавший ямы рабов и обсидиановые шахты. Между огороженными ямами и полковыми лагерями располагались дома, обслуживающие предприятия, гостиницы… и маленький дом удовольствий, устроенный для утехи солдат Харконненов.

Итак, Гурни пробрался сюда незамеченным. Хозяева жизни не могли даже на мгновение допустить саму мысль о том, что низкий и подлый крестьянин, не отягощенный образованием и лишенный денег, отважится на свой страх и риск пересечь Гьеди Первую, будет следить за солдатами и иметь в голове личную цель.

Однако теперь надо было думать о том, как проникнуть в то место, где заточена Бхет. Гурни прятался и ждал, наблюдая за жизнью военного городка и пытаясь выработать план. Выбор был невелик.

Однако это не должно его остановить.

* * *

Низкорожденный, необразованный человек не мог даже думать о том, чтобы, притворившись своим, проникнуть на территорию гарнизона, поэтому Гурни сразу отбросил такую возможность пробраться в дом удовольствий. Вместо этого он устроит дерзкий налет. В одну руку он взял обрезок металлической трубы, найденной на свалке, а в другую — нож. Скрытностью придется пожертвовать ради быстроты.

Он ворвался в дом удовольствий через боковую дверь и подлетел к администратору, морщинистому старику, сидевшему на плетеном стуле за столом в вестибюле.

— Где Бхет? — заорал пришелец, подивившись звуку собственного голоса — он так давно его не слышал. Сунув лезвие ножа под жилистый подбородок старика, он еще раз задал свой вопрос:

— Где Бхет Халлек?

На мгновение Гурни растерялся. Что, если в домах удовольствия для харконненовской солдатни женщин не называют по имени? Дрожа всем телом, старик увидел свою смерть в горящих глазах и покрытом шрамами лице Гурни.

— Камера двадцать один, — прохрипел он.

Гурни подтащил администратора прямо на стуле к шкафу и запер его там. После этого он бросился в длинный коридор.

Несколько угрюмых полуодетых в харконненовскую форму клиентов удивленно покосились на Гурни. Из-за закрытых дверей слышались вопли и глухие ритмичные удары, но у Халлека не было времени обращать внимание на эту мерзость. Все его существо было сосредоточено на одном: камера двадцать один. Бхет.

Поле зрения сузилось в точку. Наконец он увидел нужную дверь. Отвагой он выиграл какое-то время, но он понимал, что потребуется всего несколько мгновений, чтобы вызвать сюда солдат. Гурни не знал, сколько времени потребуется ему для того, чтобы освободить Бхет и вывести ее в укрытие. Потом они убегут в глушь, где их никто не найдет, но что делать потом, Гурни не знал.

Он не мог думать. Он знал только одно: надо сделать эту отчаянную попытку.

Номер был написан на имперском галахском языке на перемычке двери. Изнутри слышалась какая-то возня. Мускулистым плечом Гурни вышиб дверь, которая с грохотом упала на пол камеры.

— Бхет! — Испустив дикий рев, он вбежал в тускло освещенную комнату, держа в одной руке нож, а в другой металлическую дубину.

Бхет, лежавшая на койке, сдавленно вскрикнула, и он, обернувшись на этот вскрик, увидел, что сестра привязана к кровати тонкой проволокой. Толстый слой цветной мази, словно воинская маскировка, был нанесен на груди и на нижнюю часть тела, а два голых солдата отпрянули от своей жертвы и застыли на месте, как испуганные змеи. Оба держали в руках какие-то странные инструменты, один из которых с шипением рассыпал искры.

Гурни не желал понимать, что именно эти подонки делали с Бхет, он попытался не думать о тех садистских пытках, которым они подвергали его сестру. Его рев перешел в сдавленный крик, когда он увидел ее и остолбенел. Вид униженной Бхет, осознание той трагедии, которая происходила с ней все прошедшие четыре года, обрекли его попытку спасения сестры на провал.

Только одно мгновение он колебался, стоя с отвисшей от ужаса челюстью. Как изменилась Бхет — лицо ее вытянулось и постарело, тело стало худым и было покрыто синяками… какая разительная перемена по сравнению с той семнадцатилетней красавицей, которой она была раньше. За ту долю секунды, которую Гурни простоял в нерешительности, его порыв иссяк.

Солдатам потребовалась именно эта доля секунды, чтобы вскочить с кровати и напасть на него.

Даже без рукавиц, сапог и бронежилетов они повалили Гурни на пол, сбив его с ног. Они точно знали, куда надо бить. Один из солдат поднес к шее Гурни свой искрящийся инструмент, и Халлек почувствовал, как онемела вся левая половина тела. Он непроизвольно дернулся.

Бхет мычала что-то нечленораздельное, пытаясь освободиться от проволочных пут, которыми она была прикручена к кровати. Как это ни странно, но Гурни успел заметить на шее сестры тонкий белый шрам. Они вырезали ей гортань.

Халлек не мог больше видеть Бхет, глаза заволокла красная пелена. В коридоре раздались тяжелые шаги и громкие крики. Пришло подкрепление. Он не сможет встать.

У Гурни сжалось сердце. Он проиграл. Они убьют его и, может быть, до смерти замучат Бхет. Если бы я не колебался. Этот момент нерешительности стоил Гурни поражения.

Один из солдат посмотрел на Гурни сверху вниз, и его губы скривились от ярости. Он сплюнул левым уголком рта, его голубые глаза, которые могли показаться красивыми в другое время и у другого человека, пылая, уставились на Гурни. Гвардеец выхватил нож и трубу из парализованных рук Халлека. Усмехнувшись, солдат отбросил нож, но продолжал держать трубу.