Кто знал, что самой тяжелой битвой окажется схватка со своим же разумом?

Я проигрывал. Реальность ускользала от меня день за днем.

Когда я подумал, что хуже быть уже не может, я получил сообщение. Меня затошнило.

Хэнк: Ты слышал о Монике?

Эрик: Чувак, это безумие!

Я: Что случилось?

Грейсон: Прошлой ночью, когда она была с Реджи, у нее случилась передозировка. Сейчас она в больнице.

Моя голова почти взрывалась, пока я снова и снова перечитывал слово «передозировка».

В сознании вспыхивали воспоминания о Лансе. Как у него случилась передозировка, как он умер и как я не смог его спасти. Затем я вспомнил свой последний разговор с Моникой, когда она спросила меня о том, кто выберет ее. Она спросила, кто будет рядом с ней, и я прямо ответил, что это буду не я.

Черт возьми, Моника. Почему?

Я не знал, что делать. Я не мог дышать. Каким-то образом мне удалось встать и схватить ключи. Я отправился в больницу, чтобы быть рядом с ней. Я был почти уверен, что больше у нее никого нет.

Шей

Рейн рассказала мне о том, что случилось с Моникой, и в первую очередь я подумала о Лэндоне.

Я знала, что не должна была беспокоиться о нем после того, как он со мной поступил. Я не должна была беспокоиться о его благополучии, но ничего не могла с собой поделать. Любовь нельзя перекрыть, как водопроводный кран. Чувства продолжают изливаться бесконтрольным потоком, даже если ты хочешь их остановить.

Я любила Лэндона, хотя знала, что это неправильно. Я любила его свет и его тьму. Мне нравилась его озорная усмешка. Мне нравился его хмурый взгляд. Я любила его лучшие мгновения. И любила его в худшие из дней.

Я любила его. Даже когда он этого не заслуживал. Даже когда он сломил мой дух.

Мое сердце?

Моя душа?

Моя любовь?

Все еще принадлежали ему.

Я знала, что передозировка Моники станет для него сильным ударом. Нельзя было игнорировать то, что у них была своя история. Я понимала, что сознание Лэндона, вероятно, уведет его в самые темные уголки души, и, хотя я на него злилась, нельзя было оставлять его одного.

Не сейчас.

Я поехала в больницу и обнаружила Лэндона, одиноко сидящего в приемной. Его голова была опущена, а руки сцеплены в замок. Костяшки пальцев покраснели от напряжения, и сам он выглядел разбитым на части. Он сидел там, опустив плечи. Закатанные рукава обнажали шрамы, которые он так усердно скрывал от всего мира.

О, Лэндон.

Где витают твои мысли?

Я подошла и положила руку ему на плечо.

Он поднял на меня покрасневшие и растерянные глаза.

– Что ты здесь делаешь? – прошептал он, всхлипывая и опуская голову.

– Это, – сказала я ему. Я взяла стул и села прямо перед ним. Разжав его кулаки, я взяла его за руки. Я держала их, чувствуя дрожь в его пальцах. – Я делаю это.

Он приоткрыл рот, чтобы заговорить, но так и не произнес ни звука.

Увидев, как дернулся уголок его рта, я сжала его руки еще крепче.

– Шей… – начал он.

– Все в порядке. Нам не нужно разговаривать. Я просто хочу быть здесь, рядом с тобой.

Он поморщился и откашлялся, по его щеке скатилась слезинка.

– Я сделал тебе больно.

– Я в порядке. Я сильнее, чем может показаться.

– Зачем тебе быть здесь, рядом со мной? После того, что я с тобой сделал?

– Потому что никто не заслуживает оставаться в одиночестве в трудные времена. Даже ты.

Он пробормотал «Спасибо», высвободил руку и вытер глаза. После этого он вернул свою руку в мою, и я снова ее сжала.

– Как она? – спросила я.

– Ей промыли желудок. Она еще не очнулась. Больше они ничего не говорят – я ведь не член семьи. Ее родители до сих пор не приехали. Как это, на хрен, возможно? Их дочь чуть не умерла от передозировки, а они даже не спешат в чертову больницу.

– Это ужасно. Разве она не близка со своими родителями?

– Насколько это возможно с такими людьми, как они. Их волнуют только деньги и статус. Ее отец занимается политикой, поэтому передозировка была бы ужасным скандалом для его репутации – учитывая, что ее отец надеется баллотироваться в сенат. Это поставит крест на его перспективах.

– А ее мать?

– Ее мать, вероятно, делает чистку лица или что-то в этом роде. Она – тот еще кадр. – Лэндон тяжело вздохнул. – Шей. Скажи честно… почему ты здесь?

– Я уже сказала. Ты не заслуживаешь проходить через это в одиночку. Я знаю, что по какой-то причине ты думаешь иначе, но все же это не так. Никто такого не заслуживает.

Он посмотрел на меня опустошенным взглядом.

– Я скучаю по тебе, – прошептал он. – Я так сильно по тебе скучаю, что каждый новый день причиняет мне ужасную боль.

Мое сердце сжалось.

– Разве это не просто пари, Лэндон?

– Послушай, Цыпа… – пробормотал он. – Думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос.

Мои руки трясло – или, возможно, это была дрожь его ладоней. Кто знает? Тем не менее я продолжала держать его за руки.

– Почему ты оттолкнул меня? – спросила я. – Зачем ты так поступил?

– Потому что мне нельзя приближаться к другим людям, – признался он. – Все, кто оказываются рядом со мной, страдают. Например, Моника.

– В том, что случилось с Моникой, нет твоей вины.

– Конечно, это моя вина. Все случившееся – моя вина.

– Почему?

– Она попросила меня остаться с ней, но я отказался. Я сказал, что никогда ее не выберу. А потом у нее случилась передозировка, потому что меня не было рядом.

– Нет, – строго сказала я. – У нее случилась передозировка, потому что она сделала выбор в пользу наркотиков. Это не твоя вина. Во всем произошедшем нет твоей вины.

Он слегка вздрогнул и опустил голову, уставившись в пол.

– Я не целовал ту девушку.

Слова слетели с его языка так мягко, что я не до конца поняла, произнес ли он их на самом деле. На долю секунды я подумала, что сошла с ума, но больше всего я надеялась, что он действительно это сказал.

Он снова поднял голову, и когда его прозрачно-голубые глаза встретились с моими карими, он одарил меня своей прекрасной, чуть скошенной улыбкой.

– Почему ты солгал?

– Потому что ты заслуживаешь лучшего. Я сделал это, чтобы ты больше меня не любила.