Но что из того? В современном сознании все преступления, совершенные обезумевшей суеверной толпой, повинующейся не Божьему гласу, а страху перед силами тьмы, все равно будут приписаны Церкви. Увы, такова сила того, что сейчас принято обозначать аббревиатурой PR и что всегда было орудием дьявола: лживая, гнилозубая, визгливая пропаганда. Голос Божий тих, спокоен, и тверд; но бесы вопят истерическим хором, заглушая ангельские глаголы. Это их голоса я слышал в кривляющихся, раздражающих пестротой образах на экране телевизора; их присутствие чувствовал в бесконечном пустословии Социальной сети; последствия их неустанных забот наблюдал, глядя на своих студентов, людей в метро и на улицах; это они вычеркнули меня из жизни, списав вместе с грудой никому не нужных книг в заплесневевшие запасники. И это они поработили вначале мой дух, пристрастив к непристойному видео, а потом и волю, действуя через вступившую с ними в сговор Лолиту — а в том, что она ведьма, я теперь не сомневался.

Странно, что, прекрасно владея материалом о сатанинских культах, ведьмовстве и их роли в истории, я не распознал в случившемся со мной самого настоящего колдовского наваждения. Впрочем, это вполне объяснимо: можно десятилетиями изучать, например, «Беовульфа» и совершенно не ожидать встречи с Гренделем перед дверью на лестничной клетке; можно быть автором десятков статей по русской народной сказке, но это никак не подготовит к тому, чтобы вдруг увидеть избушку на курьих ножках или низко летящую над болотом старуху в ступе во время похода в лес за грибами. Наверное, нечто подобное испытал Шлиман, когда его взгляду открылись руины древней Трои, только, в отличие от меня, ему не нужно было разрушать ее заново. Предстояло многое прояснить и решить, что делать дальше. К счастью, я знал, где искать источник ответов на свои вопросы.

Разумеется, «Молот Ведьм» был мне известен и раньше: интересная, но чрезвычайная унылая работа на богословские, метафизические и правовые темы, мнение о которой среди малоосведомленного большинства сформировано дурацкими списками типа «Десять самых страшных книг» и туманными намеками на содержащиеся описания тысячи и одного способа пыток. Многие мои студенты, вдохновленные такими представлениями о книге, с воодушевлением брались за чтение, а потом разочарованно откладывали ее в сторону, не обнаружив ничего, что могло бы соперничать по степени страшного или кровавого с ежедневной лентой новостей. Сам я читал «Молот Ведьм» достаточно давно, раз или два, исключительно в ознакомительных целях, и не нашел тогда для себя почти ничего интересного, кроме нескольких исторических и библиографических ссылок.

Но сейчас я взглянул на эту книгу совсем по-другому. Город за окном затихал, погружаясь в ночь, полную неспокойных снов; черные окна дома напротив, как пустые глазницы покойника, таращились в темноту, перечеркиваемую штрихами мокрого снега; я не замечал времени, и не читал — беседовал с преподобным Инститорисом и деканом Шпренгером, делая пометки и выписывая цитаты.

«Итак, женщина скверна по своей природе, так как она скорее сомневается и скорее отрицает веру, а это образует основу для занятий чародейством».

«Как из недостатка разума женщины скорее, чем мужчины, отступаются от веры, так и из своих необычайных аффектов и страстей они более рьяно ищут, выдумывают и выполняют свою месть с помощью чар или иными способами. Нет поэтому ничего удивительного в том, что среди женщин так много ведьм».

«Женщина или любит, или ненавидит. Третьей возможности у неё нет. Если женщина думает в одиночестве, то она думает о злом».

И вот, как раз к случаю:

«Ведьмы могут возбуждать любовь мужчин до такой степени, что их не отвратить от этой пагубной страсти ни ударами, ни словами, что они чувствуют даже ненависть к своим законным жёнам и что они тёмной ночью по пустынным дорогам бегут иногда к своим возлюбленным».

Собственно, с ответом на вопрос «кто виноват?» я и так уже определился; книга только подтвердила мою догадку, снабдив превосходным фактическим материалом и теоретическим обоснованием. Очевидно, что случившееся со мной было явлением куда как не новым, хорошо известным, хотя и чрезвычайно прискорбным.

Теперь предстояло разобраться с методикой оперативной защиты от колдовства. Про крестное знамение, святую воду и молитвы я был, конечно, в курсе. Кроме этого Шпренгер и Инститорис, основываясь, несомненно, на собственном опыте духовной брани и противостояния ведьмам, посоветовали следующее:

«Для предохранения себя во всяком случае надлежит носить у себя на шее соль, освящённую в вербное воскресенье, и освящённые же травы, а также воск».

Вам уже известно, эту рекомендацию я впоследствии применил на практике. Как и многие другие: проводить допросы ведьм в дни церковных праздников, когда сила споспешествующих им бесов ослабевает; раздевать догола и осматривать одежду на предмет скрытых в ней амулетов; сбривать им волосы в интимных местах; вводить в помещение спиной вперед. Впрочем, до всего этого тогда еще было далеко. Передо мной встал другой, вполне практический вопрос: где взять освещенную соль, травы и воск?

Я никогда не был особенно религиозен. Да и не особенно тоже — вообще не был. Мой отец работал в ветеринарной лаборатории, мама была учителем истории — что отчасти объясняет и мой интерес к этой области человеческих знаний и выбор жизненного пути — но, разумеется, никакого религиозного воспитания в нормальной советской семье не было и быть не могло. Согласно неподтвержденной семейной легенде, крещен я все же был: бабушка по материнской линии, тайком от родителей или с их молчаливого согласия, еще младенцем носила меня в православный храм где-то на окраине города. Собственно, этим и ограничилась короткая история моей практической церковной жизни.

Я, как никто другой, могу рассказать кому угодно — да и рассказываю на лекциях — об определяющей роли Церкви в становлении не только государственности, но всего человечества в том виде, в котором иногда предстает оно в лице лучших своих представителей. Собственно, ненависть к Средневековью, которая является основным занятием рожденного Ренессансом секулярного сознания, вызвана прежде всего патологической неприязнью к Церкви, определявшей ценностную парадигму того времени. Я убежден в этом не только как историк, но и как культуролог, даже, если угодно, как мистик, готовый отстаивать доктрину о том, что Дух Святой живет в Церкви с момента ее основания Сыном Божиим и не перестанет жить в ней вовек. Я знаю, что благодать апостольского рукоположения не иссякает, что любой священник, даже самых сомнительных моральных качеств и духовной силы, способен освятить воду и совершить Литургию, во время которой происходит непостижимое таинство Пресуществления Даров. Все так. Но, наблюдая за жизнью современной Церкви, за ее служителями и архипастырями, я давно пришел к неутешительному выводу: Христово Воинство лениво, разобщено и развращено до крайности, разбито без боя, обращено в пассивное бегство, взято в плен страстями и равнодушием. Нет праведного ни одного, нет ни единого, есть только соглашательство с духом века сего и полумеры; никто не горит ревностью, а лишь тлеет, никто ни холоден, ни горяч, а только теплохладен, став плоть от плоти не тела Христова, а от разлагающейся туши мира, лежащего во грехе.