Крематорий вообще напоминает о временах язычества. Сама идея сожжения трупа уже говорит о полном противоречии христианству… Тем не менее крематорий так прочно вошел в быт петербуржцев, что теперь даже трудно себе представить, что бы делали жители города без этой огромной фабрики смерти на окраине…

— Вход в малые залы с другой стороны, — объяснила нам служительница после того, как мы в конторе оформили все бумаги.

Мы отправились туда.

— Наш зал номер девять, — тихо сказала мне Лариса по пути.

Она была словно заворожена теперь всем происходящим. Действительно, обстановка в крематории не то чтобы мрачная, но какая-то тревожная…

У входа в малый зал номер девять уже ждали люди. Среди них я заметил Борю с сигаретой в зубах, которую он не решался закурить, потом я увидел вчерашнюю Лиду — тоже, как и Лариса, всю в черном… Рядом с ней стоял молодой человек невысокого роста, с бледным худым лицом и как-то странно отставленной в сторону ногой. Еще двое потрепанного вида людей завершали картину.

Да, Лариса была права, подумал я горько. Именно так и следовало поступить, заказывая малый зал для прощания. Людей пришло слишком мало.

— Познакомься, это Женя, — бесцветным голосом сказала Лариса, подводя меня к мужчине, спутнику Лиды.

— Шмелев, — сказал он, протягивая мне руку. Она была твердая, как металл, и жесткая. — Мы были очень дружны с вашим братом, — добавил он, сокрушенно качая головой.

Так вот он какой, этот Евгений Шмелев — муж старой Лиды, подумал я. Он выглядит даже моложе своих тридцати лет и на вид вполне «тянет» на ее сына. Этакая толстая заботливая мамаша и исхудалый бледный сынок…

Потертые личности оказались товарищами Василия по институту. Они не видели его уже пару лет, но теперь пришли после того, как накануне им позвонила Лариса и сообщила о смерти…

Мы пришли немного рано. Вышла служительница и сказала, что нужно подождать еще десять минут.

— Пойдемте курить, — предложил Боря, который, видно, уже давно маялся с незажженной сигаретой во рту.

— Вот здесь есть выход на улицу, — подсказал Шмелев, доставая из кармана сигареты.

— Женя, не кури, тебе вредно для здоровья, — вдруг сказала его жена Лида и потянула его за рукав черного пиджака.

— Конечно, вредно, — сказал он и вырвал рукав. Потом криво улыбнулся и добавил: — Не каждый день друзей хороним… Тем более таких, как Вася. — Голос его дрогнул и я подумал, что он сейчас всхлипнет. Но он сдержался и только посуровел.

Мы втроем вышли на улицу — Боря, Шмелев и я.

— А почему вы не захотели Васю в церкви отпевать? — спросил вдруг Шмелев. — Он ведь верующий был человек. Я помню, он все Библию читал и цитировал.

— Мы потом можем заочно провести отпевание, — ответил я. — Это теперь допускается.

— А то, что сожгли, а не закопали в землю — это не повредит? — спросил Боря. — В церкви могут придраться к этому и не отпевать.

Я выдохнул порцию дыма и закашлялся. Потом посмотрел в глаза Бори и ответил:

— Помните, как писала в письме одна из героинь Леонида Андреева? Она писала, что «наш архиерей отпоет даже собаку, если ему за это заплатят»… Заочное отпевание сейчас стоит, наверное, тысяч пятнадцать. Неужели вы думаете, что попы откажутся хоть от одной из этих тысяч?

— Все-таки как-то нехорошо, — сказал Боря. Ему не понравились мои слова о попах, но он не стал спорить.

— Да и не был он православным, — сказал я. — Христианином он был, а православным — никогда. Так что на этот счет, я полагаю, вообще можно не беспокоиться. Не обижайтесь, конечно, если вам это неприятно слышать, но что такое вообще православный человек? Сказать вам? — Боря выжидательно и напряженно смотрел на меня. — Когда в наше время человек говорит, что он православный, это чаще всего значит нечто иное… Это такая завуалированная форма признания того, что человек не верит в Бога вообще… Настолько не верит, что ему даже не интересна эта тема и он, чтобы от него отвязались, вяло говорит: «Я — православный». Теперь просто неприлично стало говорить, что ты атеист. Вот они, эти бывшие атеисты, теперь придумали новую форму ответа. Удобно и ни к чему не обязывает.

— Как это ни к чему не обязывает? — не понял Боря.

— А так, — раздраженно сказал я. — Сказал тупо и вяло: «Я — православный» и все. И можно забыть до следующего случая. Очень удобно. А ведь православие, как и любая религия, если к ней серьезно относиться, требует массы вещей… Вот вы на меня так строго и неприязненно смотрите. Вы православный?

— Да, — ответил Боря голосом, который начал становиться грозным.

— Тогда скажите мне — вы соблюдаете великий, петровский и еще несколько малых постов? Поститесь ли вы каждую среду и пятницу в течение всего года? Как часто вы исповедуетесь и причащаетесь? И последнее: назовите мне имя батюшки, который является вашим духовником.

Я докурил сигарету и затоптал ее в желтую глину у входа в крематорий. Боря молчал и не знал, что ответить.

— Я вас не случайно об этом спросил, — сказал я, — потому что если вы не можете вразумительно ответить на все эти вопросы, то вы никакой не православный, конечно.

— А кто же я тогда? — вытаращился на меня Боря.

— Да никто. Обыкновенный атеист. Не обижайтесь на меня, пожалуйста, вы не одиноки в этом, так себя ведут очень многие.

— Вы не правы, — сказал решительным голосом Боря. Он хотел что-то мне возразить, но тут открылась дверь и Лариса позвала нас…

Мы вошли в малый зал. Гроб с опущенной крышкой стоял на возвышении.

— А что, открывать совсем нельзя было? — вполголоса спросила Лида у Ларисы. Та отрицательно покачала головой.

Мы положили цветы к гробу. Наступила тишина. Обычно в таких случаях полагается что-то говорить, но тут никто не мог начать. Наконец послышался голос служительницы. Она поняла, что все будут молчать.

— Может быть, кто-нибудь хочет сказать о покойном?

Вышел Шмелев. Он сделал несколько шагов вперед и остановился у изголовья гроба. Только тут я заметил, что он прихрамывает и волочит ногу. Левый глаз его косил в сторону.

Подумать только, мелькнула у меня несвоевременная мысль, так мало друзей, да еще один из них хромой и косой… Какое-то наваждение прямо.

— Кто мог ожидать такой ужасной смерти? — сказал Шмелев громко, обращаясь ко всем нам. — Такой человек, как Василий… Такой светлый и порядочный человек… Он мог быть примером того, как нужно жить. Он служил