Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Там, — отсутствующе махнул он рукой себе за спину. — Спит, я её успокоительным зельем напоил. Как же так, Гарри? — спросил он у меня с надеждой.
На что я поперхнулся заготовленной фразой и закашлялся. Потом так красноречиво на него посмотрел, что он отвёл глаза и стал очень сильно напоминать собаку, которая навалила кучу на любимый хозяйский ковёр и ни в какую не хочет этого признавать.
— Вернёмся к делам, Сириус, — сказал я.
Вытащил из сумки, лежащей на столе, ставшую уже традиционной для меня открытку с движущимся изображением жирной и облезлой испуганной крысы и толкнул щелчком в сторону крёстного.
— Как и обещал, расколдовать от "Папирофорс" можно обычной "Фините Инкантатем", потом ты можешь его пристукнуть в виде крысы или можешь колдануть "Репарифарго" и перерезать глотку в первозданной ипостаси, ну тут не мне тебя учить. И прошу, Сириус, только не у меня дома, мне не нужны тут лишние привидения или некрофон, а ещё лучше сгоняй к себе на Гриммо и там замучай ублюдка на алтаре рода. Твоему дому это на пользу пойдёт и, глядишь, подпитка накопителя подрастёт. Твоё семейство так с недругами разбиралось, вроде, чего ты кочевряжишься?
— А ты? Ты сможешь это сделать? — понурившись спросил он.
— Урода, который предал и продал моих родителей вместе со мной психованному маньяку-убийце? Шутишь? Конечно смогу, но скорее прирежу просто и без затей, зачем лишнюю возню разводить? — равнодушно ответил я.
— Как тебе удалось его поймать? Хвост всегда был осторожен и чувствовал чары и магические ловушки в образе крысы, — задумчиво вертя открытку спросил Блэк.
— На самом деле не сложно. Есть такая штука у русских магов, которые охотятся на лунного соболя в Сибири — специальные чары на мелких хищников, не чувствуются волшебными существами, там специальный зацикленный контур в первой последовательности применяется, и поэтому, когда пересекается сигнальная нить, сраба...
— Всё, всё! Я понял, что ты нашёл нужные чары, когда будем... ну ты понял, — взволнованно спросил он.
— Сейчас!
***
Вот ведь малодушная, чистоплюйная зараза! Крепко же ему Дамблдор проехался по мозгам со своим всеобщим благом и всепрощением. Когда ко мне вломился, ни о чём таком даже не помышлял, только убийство и месть в мозгах была, а сейчас, видите ли, гуманизм в нём заговорил с законопослушностью.
— Гриммо двенадцать! — я бросил жменю лётучего пороха в камин и шагнул в зелёное пламя вслед за отбывшим туда Сириусом.
"Весёленькое местечко, так и брызжет позитивом и оптимистичным настроением". Как тут вообще жить можно? Неудивительно, что в книгах Сириус тут окончательно с ума съехал. Атмосфера унылости, застоя, я бы даже сказал упадка, вот во что превратилось фамильное гнездо некогда великой волшебной фамилии. Мрачность и тёмные интерьеры как нельзя соответствовали фамилии моего крёстного, и создавалось отчётливое ощущение, что мои исчезательные шкафчики откуда-то отсюда скоммуниздили. Везде властвовала подавляющая и величественная готика. Вот где всяким неформалам, готам-ортодоксам — рай и естественная среда обитания.
Пока я оглядывался по сторонам и восхищался стариной и антиквариатом, Блэк лаялся с говорящим портретом своей матушки, рядом с которым стоял древний, как ископаемое дерьмо мамонта, домовик с безумными черными глазами, как у натурального психа. Кричер, видимо, насколько я помню книги, та ещё задница и головная боль.
— Мало того, что притащился вчера в дом благороднейшего и чистокровного семейства с какой-то пьяной шлюхой, так и сейчас привёл сюда поганого полукровку, — верещала нарисованная на портрете сушёная грымза.
— Не смей оскорблять мою жену, Вальбурга! — с неменьшей экспрессией орал Блэк.
— Сириус, а кто эта невежественная хабалка? — спокойно и отрешённо лениво рассматривая окружающую обстановку, как бы между прочим поинтересовался я, показательно не обращая внимания на шипящую и брызгающую пеной, как огнетушитель, нарисованную старуху.
— Да как ты смеешь! — начала она с коронной фразы всех таких вот аристократов.
— Хабалка не в курсе, на ком ты женился, Сириус? — игнорируя бешеный взгляд портрета, спросил я. — Твоя Кора, Сириус, из мадридских Вальдесов, и те, вроде как, на триста лет древнее Блэков, и уж не в обиду вашему роду, намного темнее. Они в родстве с Кортесами, по-моему, а те из Мексики вместе с ними вывезли столько тёмномагического и кроваво-жертвенного хлама, что вы, по сравнению с ними, что дети малые, — закончил я скучающим голосом свою мини лекцию. — Так что можешь своей любимой намекнуть, как её здесь называют, или пусть сама всё вспомнит про вчерашнее. Может, призовёт душу этой старушенции и заключит в сливной бачок унитаза для магической очистки. Ты ей только намекни, Сириус.
Нарисованная Вальбурга вместе с реальным Сириусом с открытыми ртами смотрели на меня, а я в это время с интересом рассматривал батарею из голов домовых эльфов, прибитых рядком на стене дальше по коридору. Концептуальненько. Это кто у них стрельбой по домовикам увлекался, что вывесил их на стену, как трофей африканского сафари?
— Нам пора, где тут жертвенный зал? — поинтересовался я и немного отодвинулся от нездорово оживившегося Кричера.
***
— Фините Инкантатем! Аресто Моментум, сука!
Только я успел отменить трансфигурацию, как оживший крыс молниеносно соскочил с обсидиановой низкой плиты накопителя и по совместительству жертвенного алтаря рода Блэк и метнулся к единственному выходу из подвала и "сердца" особняка. Что-то подобное я подозревал и приготовился заранее, и теперь крыса медленно перебирала короткими лапками, зависнув в воздухе и выпучив глаза.
— Петрификус Тоталус! Локомотор! Шустрый ублюдок!
Я переложил при помощи палочки парализованную крысу на черное блестящее стекло алтаря.
— Действуй, Сириус, — поторопил я крёстного. — Это твоя месть.
— Репарифарго!
Очень, я вам скажу, неприятное зрелище — обратная трансформация. Небольшую алтарную комнатку наполнила вонь немытого тела, гнилых тряпок и испражнений.
— Сириус! Друг мо... — заверещал толстый и бледный до серости мужичок.
— Ступефай! Силенцио! Посмотри, есть ли у него метка!
Блэк, с жертвенным ножом в подрагивающей руке, вспорол левый рукав гнилого сюртука Петтигрю и уставился на бледную татуировку с черепом и змеёй. Исказившееся ненавистью в миг, лицо крёстного перестало отражать неуверенность и запылало яростью и гневом. Я даже моргнуть не успел как длинный нож в
