— Ваш отец занимал какую-нибудь большую должность? — выкрикнул кто-то с дальнего конца.

— По отдельности обращайтесь к товарищу Онику, — старался навести порядок Маркар.

Оглядевшись, Оник увидел вокруг дружелюбные, ободряющие лица и снова пошутил:

— Я был тысячником, а отец сотником.

— О!

— Да что вы?..

— А что это такое?

— В колхозе в моем распоряжении было свыше тысячи баранов, а у моего отца сто коров.

— А это… ну… хватает ли вам пшеницы? Ведь ее у вас отбирают?

Оник провел рукой по горлу:

— Вот докуда хватает! Государство, конечно, покупает у крестьян часть хлеба. Как же можно без этого? Кроме крестьян, есть рабочие и служащие — им тоже нужен хлеб…

— Верно! — отозвались отовсюду голоса.

— Мы живем и трудимся друг для друга…

Оник сразу стал здесь общим любимцем, люди почувствовали, что имеют дело с человеком простого, веселого нрава. Его ясные ответы нравились всем. Слушатели хотели знать все о своей родине. Они, кажется, даже забыли, что на свете идет война, что их привезли в эти места как пленных. И когда голоса присутствующих переходили в нестройный шум, человек, сидевший около дверей, предостерегал:

— Потише, ребята! А то услышат надзиратели…

Наконец, старый Маркар коснулся руки своего соседа и предложил:

— Вираб, сыграй нам на скрипке. Вреж, а ты споешь? Пусть гости послушают.

Вираб достал скрипку и вопросительно посмотрел на окружающих.

Несколько голосов разом заказали:

— Сыграй «На берегу матери родины».

— «Дни неудач»!

— «Красную розу»!

Вираб прижал к груди скрипку, поднял смычок и закрыл глаза.

Грустный мотив сразу согнал с лиц присутствующих улыбку.

Вреж запел. Песня эта была или плач? Откуда такая скорбь? Оник не любил грустных песен, но сейчас и на него подействовал не столько голос Врежа, сколько звучавшая в нем страшная тоска всех этих людей по родной Армении, тоска, которая жила сейчас и в его сердце.

Когда песня оборвалась, он решил развлечь своих земляков и сказал:

— Ну, а теперь «Дни неудач»!

И неожиданно в бараке зазвучал его голос:

Как дни зимы, дни неудач — придут уйдут,

Всему есть свой конец, — придут-уйдут…

— Молодец, господин Оник!..

— Товарищ Оник, молодец!

— Молодец, молодец!..

Оник и раньше пел песни гусана Дживани, но сейчас он, как бы впервые поняв глубокий смысл «Дней неудач», старался подчеркнуть каждую строку:

Обман, гонения народов придут-уйдут.

Как караваны на пути, придут-уйдут…

Слова эти звучали как ободрение, как призыв к действию. Оника наградили аплодисментами.

Вдруг, в самый разгар веселья, появился доктор Ованес Айгунян.

— Вот и наш доктор пришел! Теперь товарищ Оник обязательно споет!..

— Разве Оник поет? — спросил доктор.

Все стали расхваливать голос Оника.

Оник не мог отказать доктору. Благодаря этому человеку он приобрел сразу стольких друзей! Да и сам по себе доктор Айгунян был славным человеком. С его появлением все присутствующие как-то ожили. Как же можно было не спеть для него? И он пел еще и еще.

Когда Оник и Шевчук, наконец, собрались уходить, их все стали дружно уговаривать:

— И завтра приходите! Завтра тоже!..

А врач Айгунян, прощаясь, сказал:

— Завтра зайди ко мне, я должен кой о чем с тобой потолковать.

По дороге Оник спросил у товарища:

— Ну, как?

Шевчук был очень доволен вечером, хоть и не понимал, о чем шли разговоры.

— Гостеприимные ваши армяне! Я только сегодня это узнал.

Шевчук поинтересовался, что сказал ему доктор.

— Поживем — увидим. Кажется, неплохой человек. Может быть, и сделает что-нибудь для нас.

Шевчук больше ни о чем не расспрашивал.

4

Доктор Ованес Айгунян поднялся и протянул руку.

— Пришел?

— Пришел, — беззаботно отозвался Оник.

— Вот и хорошо. Садись. У меня к тебе разговор, Наши вчера рассказали, кто ты такой. Значит, жил в селе?..

— В колхозе, доктор.

— О медицине что-нибудь знаешь?

Вопрос был неожидан, и Оник не сразу понял, в чем дело.

— Я спрашиваю, смыслишь ли хоть сколько-нибудь в медицине?

— Кое-что смекаю, доктор. Медицина служит делу лечения людей, ветеринария — животных.

— Так вот, я хочу взять тебя сюда.

Онику показалось, что над ним шутят.

— Меня? — переспросил он.

Предложение было очень странным.

— Нет, доктор! На это я не гожусь. Надо окончить высшее учебное заведение, набить голову тысячами рецептов… А я ведь не знаю даже как следует, где кишки у человека, — какой же из меня лекарь выйдет?

— Даже не знаешь, где находятся кишки? — улыбнулся Айгунян.

— Ну, знаю, в животе, а не в голове. Но завтра кто-нибудь придет и заявит: у меня воспаление двенадцатиперстной кишки. Вот и ищи эту двенадцатиперстную кишку! Нет, лечить людей дело не шуточное!..

— Я ведь не сказал тебе: иди, становись на мое место! Просто хочу взять тебя в помощники.

Это было совсем другое дело, хотя и для него также нужна была кое-какая подготовка, умение ухаживать за больными, разбираться в названиях лекарств. Оник ничего этого не знал, но решил не отвергать предложение врача. Все-таки это лучше, чем рыть противотанковые рвы.

Доктор подал ему халат.

— Надевай! Сразу приступишь к исполнению обязанностей. Я уже говорил с начальником вашего лагеря. Теперь ты находишься под моим начальством, понятно? Есть там пациенты?.. После приема обойдем палату, где лежат больные, — я объясню все, что тебе нужно делать.

Оник натянул белый халат, оглядел себя и засмеялся: доктор!..

— Чтобы все было по форме — сними кепку, — сказал Айгунян. — Ну, позови-ка, кто там есть?

Оник вышел в коридор и стал пересчитывать пациентов с таким видом, словно занимался этим давно.

Вечером он зашел в свой барак, чтобы забрать вещи и рассказать о случившемся Шевчуку. Оник отвел его в сторону и сообщил о получении медицинского звания.

— Ты же говорил, что понимаешь в медицине не больше осла.

— И сейчас не отрицаю, приятель! Но все же это гораздо лучше, чем рыть окопы. О тебе я позабочусь тоже. На свете есть такие болезни, что и профессору толком не разобраться. Этот мой земляк добрый человек. Придешь к нам, и мы тебя оттуда уже не выпустим, так и знай. Понял?

Через несколько дней Шевчук явился в больницу.

— Вот мой товарищ, доктор, — представил его Оник.

Айгунян знал по-русски несколько слов.

— Болит? Работать нет? — спросил он.

Шевчук виновато улыбнулся. Он не хотел лгать.

Исчерпав запас русских слов, доктор сделал серьезное лицо и сказал Онику:

— Головокружение у него. Несомненно, нужно принять. Только пусть не забудет: го-ло-во-кру-же-ние!

— Да, конечно, доктор! — Он не забудет!..

Он перевел Шевчуку наставление доктора, добавив от