Я не ответил – только усмехнулся. Водить с нею беседы совершенно бесполезно. Наверное поэтому даже Твердолобый, бывая у нее, молчит.

Он и в Пустыне был не очень-то общителен. За целый год ни разу не представил мне отчета. И я терпел. А он продвигался все дальше и дальше в пески. Принимая очередного гонца из Южной Армии, я отмечал на карте пройденный там путь, построенные там крепости… И видел, как он пусть медленно, но неумолимо приближался к заветной цели. И думал, что если он и действительно сумеет одолеть Великую Пустыню и вторгнется в благословенные южные земли, возьмет там баснословную добычу и вернется, и вновь, как и двенадцать раз до этого, торжественно прошествует по наипольским улицам, то этот его тринадцатый по счету – то есть уже априори несчастливый – триумф может и вовсе вскружить ему голову. А что такое пьяный от успеха, рвущийся к неограниченной власти солдафон? Это катастрофа для Державы! Так как же ее предотвратить, каким – конечно же, только законным – образом остановить сползание общественных симпатий к культу так называемой твердой руки? Вот примерно над чем я тогда долго и безрезультатно размышлял…

Как вдруг я получил известие: идет Старый Колдун, всех жжет, всех убивает, никто не может его задержать…

И мне стало легко! Я успокоился, послал гонца в Пустыню. За ним – второго. И Нечиппа клюнул! О, да, Нечиппа храбр, удачлив, мудр. Но мудр по-своему, по-строевому, по-военному. А вот по-житейски он очень глуп и, главное, легко предсказуем. Я изначально знал, что он затеет бунт. И знал, что он будет ждать, пока Старый Колдун ворвется в Наиполь, чтобы потом он, Твердолобый, тотчас последовал за ним! Но тут я обошел его! А заодно и варваров. Иными словами, я – и только я один! – и спас тогда столицу от их двойного нашествия. И плебс благоговел передо мной, и в то же время плебс прекрасно видел, каков он из себя, «этот безмозглый предатель», а именно такими словами они о нем тогда и отзывались!

А ведь «предатель» мог остаться в Южной Армии, войти в благословенную страну, вернуться оттуда победителем. Но он вернулся изменником – и окружил дворец, снял стражу и ворвался ко мне, и угрожал мечом…

Зачем?! Да если бы он тогда просто толкнул меня хоть пальцем, я бы упал и изошел кровью, и уже тогда всё бы было кончено! Ведь я тогда и без того был чуть живой, меня качало, я даже сапоги в тот день не мог надеть – склонился к ним, упал… И поэтому встречал его тогда в сандалиях. А говорил я с ним – и даже самого себя не слышал, ибо пульс так гремел в ушах, что я боялся, как бы кровь сама собой бы из меня не хлынула!

Но я это все тогда выдержал, я довел свою речь до конца, он взял вино, выпил – и сразу присмирел, и стал, как верный пес. За это я ему очень благодарен. И вообще, если бы не он, не его помощь, я бы упал тогда, не вышел бы к войскам, а так он вел меня, поддерживал. И поэтому я… Я же уже говорил – я не злопамятный! Я после повелел, чтобы его не трогали, а отпустили на Санти. И легионы я тогда не обманул – всем заплатил, как обещал. И Теодору я…

А мог! А как того хотел! Но меня остановили дети. И самое смешное, что сыновья не столько бы мне не простили, сколько бы меня просто не поняли. Они пошли в нее – и внешне, и характером. А вот зато Зоя – это я. И вдруг о ней мне Полиевкт сказал вот что:

– Безголовый собрался жениться на ней, это его Старый Колдун так надоумил. Тогда ты, говорит, будешь по крови вровень с ярлиярлом, а твои дети, говорит, смогут претендовать на руммалийский престол.

Я засмеялся. После того, как варвары ушли, Полиевкт наладил быструю связь с Ерлполем, и теперь частенько рассказывал мне о всяких тамошних диковинах. Вот и на этот раз он опять не был скучен. Так я сказал ему.

Но Полиевкт, обидевшись, ответил:

– Это не так смешно, как кажется. Старый Колдун снова собирается в поход, и в этот раз, боюсь, все будет намного серьезней. Кроме того, я имел немало бесед с весьма и весьма сведущими людьми, и вот что любопытного…

Но тут я поднял руку, и он замолчал. Дело в том, что я очень невысокого мнения о тех, кого достойный Полиевкт смеет именовать сведущими, ибо это как правило народ одержимый разными бредовыми идеями и настолько оторванный от жизненных реалий, что это даже трудно себе представить. Поэтому, чтобы поскорее перейти на другую тему, я сказал:

– Ты лучше мне расскажи, как поживает Твердолобый.

– Пишет трактат.

– Военный?

– Да.

– О чем?

– Не знаю. Я его не видел. Я и на Санти не бывал уже лет пять.

Ага, подумал я, раз лжет, значит, они уже что-то затеяли. Но виду я, конечно, не подал, а повел речь о всяких пустяках, а после отпустил его. И Полиевкт ушел…

Назавтра он опять пришел! Мало того – он еще и привел с собой абву Гликериуса, того самого мошенника и лгуна, который уже однажды пытался одурачивать меня, утверждая, будто ему известен секрет превращения свинца в золото. Тогда я сразу напрямую спросил у него:

– Ну а от меня ты чего хочешь?

Он сказал:

– Финансовой поддержки для проведения необходимых экспериментов.

Я засмеялся и воскликнул:

– Любезный чародей! Но если ты знаешь секрет производства дешевого золота, то это я должен обращаться к тебе за поддержкой. Ну а уж если ты не сможешь удовлетворить просьбу автократора, то, согласно закону…

Он побелел тогда! А я сказал:

– Прочь моих с глаз! Ибо еще мгновение, и я произнесу…

И он тогда весьма поспешно удалился. А вот теперь опять пришел! Каков наглец, сразу подумал я. И так и сказал:

– Наглец! Ты что, пришел затем, чтобы осыпать меня золотом?

– Нет, – скромно сказал он, – я пришел, чтобы рассказать тебе о том, во что ты ни за что не поверишь.

– Гм! – сказал я. – А золото добыл?

– Нет, государь. Не получилось.

– Будешь просить меня о чем-нибудь?

– Нет, государь. Я только хочу рассказать тебе одну историю.

– Рассказывай!

И он начал рассказывать вначале об источнике, потом о письменах, начертанных на ножнах меча Хальдера, потом о том, как оживляли Айгаслава, потом о некоем ярле Владивладе и о реке Рубон, потом о ключнице – у ключницы был сын, который вдруг исчез… Ну, и так далее. И если бы мне было пять, ну, восемь лет, я бы заслушался!

Да я и так заслушался. Только, конечно, в эту милую и одновременно страшненькую сказку я нисколько не поверил. И сказал так:

– Премного благодарен тебе, абва, за твой чудесный рассказ. Однако он, да ты и сам это знаешь, настолько необычен, что я не могу вот прямо так, сейчас, дать на него хоть какой-нибудь конкретный ответ. Поэтому ступай себе. И ты, достойный Полиевкт, тоже ступай. Но как только я приму на этот счет пусть даже еще только самое приблизительное решение, то я незамедлительно призову вас к себе. А пока что ступайте.