Около 11 часов утра Мазаник, заявив офицеру охраны, что идет с разрешения Кубе к зубному врачу, покинула особняк и отправилась к Театру оперы и балета, где ее ждали Осипова, Шутская и Николай Фуре, шофер кинотеатра. Он немедленно вывез женщин в деревню Паперня, откуда они направились в деревню Янушевичи, где их ждала подвода, высланная Федоровым. А к вечеру Мазаник, Осипова, Шутская, ее муж, мать и двое детей уже находились в расположении отряда Кеймаха.

Ночью 22 сентября 1943 года, через 20 минут после того как Кубе лег в постель, взрыватель мины сработал. В «Заключении особой комиссии о покушении на генерального комиссара Кубе» последствия взрыва описаны следующим образом: «В ночь на 22 сентября 1943 года, в 0.40, в спальне генерального комиссара и гаулейтера Вильгельма Кубе взорвалась мина, причем у Кубе взрывом была вырвана левая часть груди и оторвана левая рука. Ранения, безусловно, были смертельны. Его труп в полуобгоревшем состоянии был извлечен из загоревшейся спальни поднятой по тревоге охраной и чиновниками генерального комиссариата. Лежавшая рядом с ним жена, Анита Кубе, урожденная Линденколь, находившаяся на восьмом месяце беременности, не пострадала и отделалась нервным шоком. Его трое детей, которые спали в другой комнате, отделенной от спальни ванной комнатой, также не пострадали. Силой взрыва оборудование спальной комнаты почти полностью искалечено. Находящийся в Минске по ул. Театральной, № 27, жилой дом, примыкающий непосредственно к зданию генерального комиссариата, внешне остался неповрежденным».

Для выяснения обстоятельств убийства по распоряжению обергруппенфюрера СС Курта фон Готтберга, преемника Кубе, была создана особая комиссия. Немцам также удалось схватить не успевших скрыться участников операции: Николая Дрозда, его жену Елену и дочь Регину, подпольщиков Николая Похлебаева и Марию Грибовскую. Все они погибли. Кроме того, по приказу фон Готтберга был оцеплен городской квартал, в котором жила Мазаник, а белорусские «добровольные помощники» схватили 300 мужчин, женщин и детей и расстреляли их. Это было возмездие за покушение на Кубе. О расстреле было извещено публично. Похороны Кубе, которого Гитлер посмертно наградил Рыцарским крестом с мечами, состоялись 25 сентября 1943 года в Минске.

Надо отметить, что недоверчивость Москвы была вполне оправданной. Дело в том, что некоторые из партизанских командиров доложили в Москву, что именно их агенты ликвидировали Кубе. Так, начальник особого отдела партизанских отрядов Витебской области капитан госбезопасности Юрин направил своему начальству донесение, в котором утверждал, что убийство гаулейтера произведено его людьми. Его немедленно вызвали в Москву, арестовали и осудили на 6 лет лагерей за очковтирательство.

Марию Осипову и Галину Мазаник вывезли на самолете в Москву, где 29 октября 1943 года им было присвоено звание Героя Советского Союза. «Золотой Звездой» также была награждена Надежда Троян. Валентине Шутской и Николаю Федорову вручили ордена Ленина.

После войны Осипова вновь была назначена членом Верховного суда БССР. Мазаник окончила Высшую республиканскую партийную школу при ЦК КП(б) и Минский педагогический институт, работала заместителем директора библиотеки Академии наук Белоруссии.

Насколько хватало глаз, выстроились заснеженные бараки концлагеря Ораниенбург. На некотором расстоянии друг от друга, среди бараков выделялись сторожевые вышки, ощетинившиеся пулеметами. Утопая в снегу, заключенные, одетые в пресловутые полосатые «пижамы», шли на работы; провинившиеся – отбывать наказание. Вот уже несколько недель стояла зима 1943–1944 года. Этим утром в лагере царило непривычное оживление. Высшее начальство производило инспекцию. Все бараки были вымыты, вычищены и убраны их обитателями. Комендант, сопровождаемый своим штабом, имел важный вид. Приблизившись к одному из бараков блока 19, комендант остановился. Его лицо выражало крайнее изумление. 12 заключенных имели на своих полосатых куртках медали за военные заслуги, остальные шестеро носили кресты 2-й степени.

– Господин комендант, – сказал он, – эти награды недавно присуждены заключенным за исключительную службу.

Этот эпизод, один из наиболее невероятных в истории Второй мировой войны, становится понятным в контексте необычной авантюры: делом с фальшивками Гитлера.

Все началось в Вене в сентябре 1940 года. Вильгельм Хёттль был вызван бригадефюрером СД доктором Рашем в качестве эксперта по Юго-Восточной Европе. Инициатива шла с самого верха: от всемогущего шефа СД Гейдриха.

– Задание это достаточно необычное и конфиденциальное, – сказал Раш Хёттлю. – Речь идет о том, чтобы составить досье, насколько возможно более полное, о деле с фальшивыми французскими банкнотами, сфабрикованными в Венгрии в 1925 году.

Хёттль начал с того, что отправился в Национальную библиотеку, чтобы ознакомиться с прессой тех лет. Дело было довольно обычное: в 1925 году члены венгерского движения иррентистов попытались ввести в обращение фальшивые французские банкноты. Но они были скоро раскрыты, арестованы и осуждены. Примерно в конце 1940 года Хёттль неожиданно получил приказ: ему предписывалось выехать в Берлин и явиться к шефу VI отдела бригадефюреру СС Йосту. В кабинете Йоста его познакомили с Альфредом Науйоксом. Начался разговор. Кончилось тем, что он оборвал Йоста на полуслове.

– Почему не говорить открыто? – спросил он. – Германия тоже хотела бы распространять фальшивки.

– Вы только что совершили серьезную ошибку! Вы говорили в присутствии человека, не давшего обета молчания о совершенно секретном предприятии!

– Операция «Андреас»? – невинно спросил Науйокс. Потом широко улыбнулся, протянул руку Хёттлю, который пожал ее, и сказал: – Ну вот, Хёттль, теперь вы приведены к присяге.

Заключенные лагеря Ораниенбург оказывали неоценимые финансовые услуги рейху

После чего Науйокс рассказал всю историю. Он узнал, что английские самолеты стали сбрасывать на немецкую территорию фальшивые продуктовые карточки с целью дезорганизовать систему снабжения. В ответ было решено печатать фальшивые фунты стерлингов и распространять их в Англии в надежде расшатать британскую финансовую систему. На следующее утро Науйокс пригласил Хёттля приехать к нему в бюро на Дельбрукштрассе, в Западном Берлине. Совершенно очевидно, что Хёттль был допущен к секретам Третьего рейха. Первое подтверждение этому он получил, когда Науйокс сам привез его в засекреченную мастерскую. Несколько служащих в белых блузах суетились около станков. Другие разливали на граверные доски кислоту для литографии. Гауптштурмфюрер СС Крюгер вместо ответа принес два паспорта и протянул один из них Науйоксу, другой – Хёттлю. Это были швейцарские паспорта. Хёттль пролистал свой экземпляр, но не заметил ничего особенного, он был настоящим шедевром.

Двумя днями позже они приехали в Эберсвальде. Машина, резко затормозив, остановилась перед длинным низким строением – писчебумажной фабрикой Шпехтхаузен.