Первый снаряд взрывается в пятидесяти метрах впереди, раскрошив кусок стены и в равной мере превратив врагов и друзей в серо-розовое крошево. Выживают только истребители; некоторые остались обнаженными, их доспехи и форма сгорели прямо на теле. Мы прячемся за стальным щитом, пережидая залп.

От дыма, едкого, полного костяной крошки, щиплет ноздри.

Мы не выдержим прямого удара. Во всяком случае, не нашими силами. Мы можем отклонять снаряды, но рано или поздно один из них попадет в цель.

– Уберите стену, – выговариваю я, чувствуя привкус крови. – В форт!

Возвращаемся к плану.

«Заставьте боевые суда стрелять, пусть крошат собственные укрепления. Пусть шквальный огонь будет направлен на форт, а не на город или самолеты».

Вот что, по словам Кэла, должно было случиться – и, как ни странно, эти идиоты именно так и поступают.

Пока наш редеющий отряд ползет вниз по стене, спускаясь в форт, раздается еще один залп. Я оглядываюсь и как можно быстрее считаю. Около шестидесяти человек преодолели стену – при изначальном составе штурмовой группы в семьдесят пять душ. Семьдесят пять смертоносных Серебряных и закаленных в боях Красных, с убийственно точными винтовками.

Но их огонь сосредоточен на Серебряных. Они как будто не обращают внимания на солдат в ржаво-красной форме – многочисленных призывников, приписанных к гарнизону Форт-Патриот. Некоторые из этих Красных следуют за своими офицерами и бросаются в бой. Впрочем, их меньше, чем я ожидала. Генерал Фарли заверила нас, что ее агенты передали в Причальную Гавань весточку. Здешних Красных предупредили: «Когда начнется штурм, разворачивайтесь и бегите. Или сражайтесь на нашей стороне, если можете».

Многие так и поступают, присоединяясь к нашей смертоносной процессии.

Наверху пульсируют грозовые тучи, окрашивая небо в черный цвет. Их молнии непредсказуемы и не так мощны, как у Мэры. Но, тем не менее, это символ. Вражеские солдаты поднимают головы при нашем приближении, Серебряные разглядывают то, что, по их мнению, может быть только делом рук девочки-молнии.

«Ее здесь нет, идиоты, – мысленно смеюсь я. – Трусы, вы боитесь яркого света».

В форте царит сущий хаос. Кэл тоже вступил в бой, проведя свой батальон по туннелям, на которых выстроена Причальная Гавань. Это древний город, хорошо сохранившийся сквозь века, с глубокими корнями. Алая гвардия с ними знакома.

Мы добираемся до середины форта, двигаясь быстро и без всякого строя. Уводим артиллерийский огонь, заставляя его следовать за нами и сеять разрушения. Отвлекая худшее от города. Кэл так увлечен спасением невинных – скорее всего, просто хочет показать Мэре, что он на это способен. «А меня он подставляет под снаряды».

Я пробиваюсь сквозь очередную шеренгу солдат, используя сочетание пуль и клинков, чтобы косить мужчин и женщин, которые оказываются передо мной. Их лица для меня – пятна, в которых нет ничего человеческого. Ничего, врезающегося в память. Это единственный способ сделать дело как следует.

Вой и грохот артиллерии становятся привычным ритмом. Я пригибаюсь в поисках прикрытия, дерусь, двигаюсь в такт шуму. Дым и пепел кружатся в тумане, слепя глаза. Гарнизон Форт-Патриот безнадежно растерялся. У них нет плана на случай такой атаки. А у нас есть.

Первый прилив страха я испытываю, когда понимаю, что Птолемуса нет рядом, под защитой круга родичей. Я смотрю на кузенов, разглядывая знакомые лица – бледная кожа, серебряные волосы. Птолемуса нет.

– Толли! – кричу я, когда взрывается очередной снаряд, на сей раз ближе.

Я приседаю, пропуская взрывную волну над собой. Обломки крошатся о мои доспехи, покрывая левый бок пылью. Ослепленная, я встаю и оборачиваюсь. Ищу брата. Ужас пробегает по моему позвоночнику, оставляя открытые раны.

– ПТОЛЕМУС!

Ни на что больше я не обращаю внимания. Всё разлетается, мир кружится. «Где мой брат, где он, неужели мы его бросили, или он убежал вперед, он ранен, умирает, мертв…»

Ружейный залп грохочет совсем близко – зловещее напоминание. Я разворачиваюсь против общего движения. Один из наших солдат врезается в меня плечом, и я шатаюсь. С трудом переводя дух, отключаю чувства и действую способностью. Пытаюсь нащупать бронзовый диск. Маленький кусок тускло-оранжевого металла. Другой вес, другая плотность… Но я ничего не нахожу. Пусто.

Я сказала брату, что мы будем в безопасности, даже в первой линии атаки. «Отец не пожертвует нами. Он не бросил бы нас туда, где его наследие рискует оказаться под угрозой». Я втягиваю отравленный воздух, продолжая вглядываться в силуэты вокруг – а пепел падает, как снег. Он облепляет нашу форму, скрывая цвет. Мы все начинаем выглядеть одинаково.

«Даже если отец не любит нас так, как следует, мы, тем не менее, ему дороги. Он не пожертвует нашими жизнями зазря. Не позволит нам умереть ради его короны. Но вот мы здесь…»

Глаза щиплет от слез. «От пепла, – говорю я себе. – От дыма». Внезапно на грани восприятия мелькает медь – ощущение такое слабое, что я его чуть не упускаю. Я поворачиваю голову на бегу, выискивая брата. Не задумываясь, я отталкиваю с дороги солдат, пока несусь сквозь кипение битвы. Я подныриваю под руку приближающегося сильнорука, на ходу метнув в его сторону пулю. Я чувствую, как она вонзается в шею врага и проходит насквозь. Он падает у меня за спиной, зажимая разорванную сонную артерию.

С каждым шагом становятся все виднее новые очертания. На улицах Форт-Патриот, имеющих форму аккуратной решетки, легко ориентироваться. Я сворачиваю в ближайшую улицу, направо, как собака, вынюхивающая кость.

Различные здания соединены переходами. Солдаты в форме цвета ржавчины снуют по ним с ружьями наготове. Я поднимаю руку, заслоняясь от залпа ружейного огня. Это все Красные, которые атакуют с безопасного расстояния. Я позволяю пулям упасть, расплющенным и безвредным. Нет смысла тратить энергию, пытаясь убить этих людей.

Завернув за угол, я вижу Птолемуса; он бежит – и, к счастью, цел. Я чуть не падаю от облегчения. Дым вьется за ним – свидетельство очередного залпа. Снаряды снова свистят над головой, прежде чем взорваться с оглушительным грохотом.

– Что ты делаешь, придурок? – кричу я, тормозя.

– Не останавливайся… беги! – орет он, хватая меня под руку.

Я чуть не отрываюсь от земли.

Я не собираюсь спорить, когда мой брат в таком невероятном ужасе. Могу лишь обрести опору под ногами, сориентироваться и припустить что есть духу, стараясь не отставать от Птолемуса.

– Стена, – выговаривает он в промежутке между тяжелыми вздохами.

Нетрудно соединить все точки.

Я делаю огромную ошибку – оборачиваюсь и смотрю назад. Сквозь дым и туман. На трещину в стене, которая расползается, на камни, которые рушатся. Вода поднимается все выше… и врывается в пролом.

А над ней, на балконе, стоит человек, который управляет всем этим – широко раскинув руки, в броне темно-синего цвета, которая кажется почти черной.