– Сейчас, папа, сейчас…

Оглянувшись, бабулька протянула руку к столь же древней мурре, почтительным столбиком застывшей у корзины, принесённой ветхой парочкой:

– Ри, воду дай.

Отмерев и стриганув ушами, небольшая седая мурра, на которой прожитые годы оставили такие же следы, как у человеческой старухи, вынула из корзины один из глиняных кувшинов с водой и полила на тряпку в руках морщинистой женщины.

– Согласись, папа, так гораздо лучше, – покряхтев для порядка, старушка ловко отмыла с камня грязь вперемешку с птичьим помётом. – Знаешь, папа, ты сейчас куда моложе, чем я, – старуха смахнула предательскую влагу, покатившуюся из уголков подслеповатых, выцветших глаз, обрамлённых лучиками морщинок.

– Баба Риша! Баба Риша! – по мощёной дорожке, ведущей к изваянию, затопали ножки целой стайки молодёжи, состоящей из нескольких детей и мурр обоих полов.

Оставив друзей и подруг позади, к старухе подбежали невысокая стройная девочка лет десяти и пятнистого окраса мурра, обе одетые в обтягивающие штанишки и свободные, выбеленные летние рубашки из тонкой льняной ткани. – Можно мы на пруд пойдём?

– Идите, – устало отмахнувшись, тяжело вздохнула старуха. Всё правильно, правнучке с друзьями интересней, чем с выжившей из ума бабкой. – Рика, присмотри за Ириной, как бы опять эта бедовая девчонка куда-нибудь не влезла.

Молодая рыжеглазая мурра почтительно муркнула:

– Мр-р, хор-р-ошо. – Уважительно поклонившись старшим, котодевочка шустро припустила за убежавшей симбиотической напарницей.

– Осуждаешь? – мокрая тряпка легла на каменный нос изваяния. – Нет, скорее всего. Ты меня всегда понимал лучше, чем мама и подружки. Да, папа, всё верно, наше время прошло… Твоё время прошло, кануло в Лету. Ха, спроси кого из молодых, что это такое, они и не скажут. Забыли, да и не знают. Неинтересно им.

Они – другие. Ты знал, что мурры в симбиозе с людьми обретут полноценный разум? – Старуха замолчала, повернулась к хвостатой сопровождающей и сполоснула тряпку водой, политой из кувшина. – Вон, полюбуйся, папа, стоит за моей спиной и молчит. Ей слово, а она так молчит в ответ, что и сказать больше нечего. Шестьдесят лет как запечатлела и мучаюсь. У-у, чего глазищами сверчишь, хочешь сказать, что это ты со мной маешься, грымза хвостатая? Видишь, папа, воспитала на свою голову!

Побурчав для порядка, старуха неловко притянула мурру к себе, чмокнув её сухими губами куда-то между вытянутыми треугольными ушками.

– Старая я стала, папа, всё копчу и копчу небо, ещё десять лет, и я в два раза старше тебя буду. Ходячий памятник! Не шипи! – вошедшая в раж бабулька грозно отмахнулась сухонькой рукой от возмущённой мурры. – Знаю я всё, что обо мне за спиной говорят! Карга древняя! Кощеиха! Не живут столько, старики мрут, а я всё никак не сподоблюсь. Как-никак сто десять стукнуло, пора бы уже…

Закончив оттирать памятник пожилому мужчине, сидящему на скамье и смотрящему куда-то вдаль, старуха передала тряпку Ри:

– Держи, займись предками, девочка, что-то умаялась я.

Седая кошкоженщина приняла эстафету, начав отмывать двух громадных котов, устроивших лобастые головы на коленях мужчины, а старуха проковыляла к заботливо расстеленному на газоне пледу, на краю которого мурра поставила корзину с продуктами и водой. Потратив несколько минут на разглядывание со скального уступа утопающего в зелени посёлка, разноцветные черепичные крыши которого то там, то тут вырывались из древесных волн, баба Риша, она же Арина, перебирая руками по клюке, медленно опустилась на плед и блаженно вытянула усталые ноги, облокотившись спиной о ствол абрикосового дерева.

– О-ох, что-то я погорячилась, встать бы ещё потом. – Обернувшаяся мурра покачала головой, давая мимикой понять её мнение о стариках и детях, между которыми можно смело устанавливать знак равенства. – Видишь, пап, какая красота! Помнишь, где наш дом? Да-да, всё верно, нашего петушка ни с кем не спутать. Ты не поверишь, но я помню, как дядя Антон с Сашкой флюгер ковали… Дядя Антон тебя на пятнадцать лет пережил…

Глаза старухи на некоторое время заволокло поволокой воспоминаний, заговариваясь про себя, она кивала одной ей видимому собеседнику или собеседникам, потирая друг о друга ладошки с пятнистой пергаментной кожей и узловатыми пальцами. Не беспокоя Арину, Ри тихо извлекла из корзины бутылки с самогоном и молоком, ловко расставив у подножия памятника подношение ушедшим. Мужчине досталась водка с домашней выпечкой, котам миски с молоком и мелко нарезанным мясом. – Посиди со мной, Ри, – скрипнула Арина, отпуская призраков прошлого и возвращаясь в мир подлунный. – Давай по чуть-чуть пригубим, помянем… Не рычи, нам сегодня можно, хоть и повод грустный.

Мурра показательно возвела очи горе, но перечить не посмела, плеснув в две маленькие рюмочки самогона, настоянного на травах. Благодарно ей кивнув, Арина в один глоток замахнула содержимое не столь великой ёмкости, по-мужски занюхав его корочкой хлеба.

– Спи спокойно, папа. Ты многого не увидел, когда ушёл от нас, да и я с внуками и правнуками не часто балую тебя вниманием, прости. Я уже упоминала твою правоту. Да, мы выжили. И мы, и на островах, и на Большой земле. Люди пережили апокалипсис, но планета стала намного меньше. Пройдёт сто или двести лет, и она опять станет тесной. Я, пап, не была в Европе, но на юге теперь джунгли. Там, где были атомные станции, человеку делать нечего – сожрут. Ляжешь спать на цветочном лугу, они и слопают. Шестьдесят пять лет назад джунгли согнали с места Орду, и нам пришлось повоевать с мутантами. Да, твои дети и внуки, папа, не избежали войны.

Мы победили, другого и быть не могло, островитяне помогли нам, да мы тоже не промах оказались. Ты бы видел, как как эти уроды драпали от быков и прайдов львов…

Хотя мне их жаль, они же не сами стали такими и сорвались с насиженных мест. Сколько лет прошло, а умники до сих пор гадают о факторах и причинах выживания той человеческой популяции, строят гипотезы о мутациях и взрывной численности населения, из-за чего они снялись с места. Только ли джунгли с их хищниками были виноваты? А меня волнует один вопрос: где они там людей усмотрели? Согласна, пришедшие к нам с людьми имели одного предка, но сами если и являлись ими, то с большой натяжкой. Их всех под корень с пулемётов и огнемётов… Ох, пап, сколько всего я хочу тебе рассказать, смогу ли только?

Арина покосилась на рюмку в руках Ри и тяжело вздохнула в такт посетившим голову мыслям. Подруга, напарница, вторая половинка души, навечно привязанная к конкретному человеку, симбиот, всегда была на своей волне. Котёнком за ней постоянно нужен был глаз да глаз, Арина ходила за Ри, как за маленьким непоседливым и шкодливым ребёнком, малышку всегда куда-то кошачье любопытство тянуло. Только проморгал, и всё – пиши пропало! Арина, повторно обретшая симбионта в пятьдесят, воспитывала Ри так, как за своими собственными детьми не смотрела, а сейчас она сама в роли беспомощного котёнка… Боже, как за годы поменялись роли…

С мурры иной раз лишнего мявка и слова было не вытянуть, она с младых когтей и короткой гривы была молчаливой милой няшкой, хотя говорить умела, совершенно не грассируя горловым «р-р» в отличие от собственных котят и многих прочих хвостатых. Арина помнила своих первых симбиотов, весёлую разбойную троицу, и по сей день не могла забыть их гибель в джунглях, когда они ценой своих жизней спасли её.