Филиппа отошла, и рядом немедленно очутился кузен ее мужа.

— Кузина, — широко улыбнулся он, — как вы прелестны сегодня. Мой господин король только и говорит что о вас! Хотели бы вы познакомиться с ним поближе, дорогая?

— Ее величество уже представила меня королю, — бросила Филиппа, пытаясь понять, нравится ли ей француз.

— Нет, нет! Мой господин действительно спрашивал о вас. К счастью, я смог просветить его на этот счет. Он выразил желание провести с вами несколько минут наедине.

— Посреди всей этой суматохи? — поразилась Филиппа. — Хотите сказать, дорогой Ги-Поль, что вашему королю не терпится затащить меня в постель? Его репутация известна всем, а я была при дворе достаточно долго, чтобы распознать, когда мужчина намерен соблазнить женщину. Будь я девушкой, сразу отказала бы. Но, даже став замужней женщиной, не собираюсь изменять супругу.

Увидев лицо родственника, она снисходительно рассмеялась:

— Не стоит так разочарованно вздыхать, мой храбрец! Неужели вы искренне верили, что я способна принять подобное приглашение?

Нет, Ги-Поль совсем ей не нравится, но придется быть вежливой ради спокойствия Криспина. Граф на мгновение опустил глаза.

— Поскольку вам хорошо известна истинная натура моего короля, какая может грозить опасность? Криспин говорит, что ваша матушка — добрый друг английских короля и королевы. Разве вам не хотелось бы стать другом Франциска?

— Для чего? — пожала плечами Филиппа. — Если я не позволю развратить себя, наверняка нанесу оскорбление королю. А я, разумеется, не собираюсь позволять себе никаких вольностей. Кстати, вы не забыли, что мой муж — ваш кузен? И думаете, Криспин одобрит ваши старания продать меня королю Франции?

Графа де Ренара, очевидно, ее слова немало обидели.

— Никто не знает, мадам, когда может пригодиться друг в высоких кругах, если не для себя, то для семьи. Ведь у вас будут дети! И Криспин говорил, что ваша мать ведет довольно успешную торговлю. Разве ваши друзья — не ее друзья? И разве дружба короля Франции не может понадобиться вам в один прекрасный день?

— Я бы признала ваши слова мудрыми, если бы не считала мотивы более чем сомнительными. К чему королю Франции давать аудиенцию не слишком знатной английской даме, если у него нет нечестных намерений? И почему вы предлагаете ему жену своего кузена?

Втайне Филиппа подумала, что если бы сумела завоевать благосклонность Франциска, не скомпрометировав при этом себя, то, возможно, очень помогла бы семье. Что плохого в короткой встрече? В конце концов, она не обязана сдаваться на милость короля!

— Мадам, вы чересчур подозрительны, и мне больно вас слышать. Я предлагаю вам, английской провинциалке, возможность встретиться с прославленным монархом. Какие истории вы будете рассказывать детям и внукам в старости! Сам король Франции восхищался вами! И пытался соблазнить, но вы устояли, сохранив его дружбу! Да, признаю, король будет у меня в долгу за то, что я привел к нему прелестную женщину, привлекшую его внимание. Но он никогда не затаит на меня обиду за ваш отказ. Не такой он человек. А вы, насколько я успел понять, достаточно умны, чтобы без ущерба для себя завоевать его благосклонность, что никак не повредит Криспину.

Филиппа против воли улыбнулась:

— Думаю, вы очень дурной человек! Рассуждаете складно, как Томас Мур, хотя он куда более угоден Богу, чем такой, как вы! Если я соглашусь, когда и где это произойдет?

Граф де Ренар с трудом сдерживал злорадную улыбку. Значит, он взял верный тон, играя на ее уме и преданности семье! Рано или поздно она примет его условия и станет полезной союзницей. И все же была минута, когда он посчитал, что она откажет.

— Я не стану встречаться с ним ночью, — поспешно предупредила Филиппа. — И это должно произойти, когда Криспин будет занят делом. Если он узнает, наверняка запретит мне, я рассержусь и, возможно, наделаю глупостей. Лучше уж обо всем рассказать позже. После разговора с королем. Кстати, он может сильно разгневаться и на вас. Не думали об этом?

— Возможно, днем, после турнира и до вечерних развлечений, — предложил граф, игнорируя вопрос.

— Да, самое подходящее время, — согласилась Филиппа. — Обычно Криспин проводит эти часы со своими друзьями.

— Я все устрою, — вкрадчиво пробормотал Ги-Поль, целуя ее руку. — Будьте с ним такой же очаровательной, как со мной, и король Франциск потеряет от вас голову, дорогая кузина.

— А вот это мне совершенно ни к чему! Я встречусь с вашим королем, произнесу все нужные слова, а потом поскорее удалюсь, чтобы у него не возникло неправильного представления о цели моего прихода. А теперь покиньте меня, ибо королева уже любопытствует, почему мы так долго разговариваем. Вряд ли я смогу раскрыть ей содержание беседы. Не так ли?

Пока король Франциск навещал Екатерину, Генрих отправился на встречу с французской королевой Клод, где его развлекали, веселили и кормили обедом. Возвращаясь к себе, он столкнулся с Франциском. Монархи остановились, всячески расхваливая жен друг друга и оказанный прием, обнялись, и каждый пошел своей дорогой.

За этими банкетами последовали еще несколько, на одном из которых Генрих развлекал французских, а Франциск — английских рыцарей. Как-то раз короли ужинали вместе в зале, обитом розовой шелковой парчой. На следующий вечер кардинал Вулзи устроил пиршество в честь вдовствующей королевы Франции Луизы Савойской. Считалось, что при французском дворе она куда более влиятельна, чем ее тихая невестка королева Клод. Когда французский король не сражался на турнирах, не пировал и не флиртовал с придворными красавицами, он шел к матери, суждениям которой безоговорочно доверял. Она считала его Гаем Юлием Цезарем своего времени и поощряла во всех амбициозных замыслах.

А банкеты все продолжались. Еда была изысканной. Французские и итальянские вина лились рекой. Венецианский посол был шокирован и поражен способностью англичанок поглощать напитки в огромных количествах. Королевские повара из кожи вон лезли, стараясь превзойти друг друга. Однако сидевшие за высоким столом имели привычку наедаться перед ужином, чтобы иметь возможность спокойно беседовать, пока придворные наслаждались каждым глотком.

Специально для этого события было устроено большое ристалище, размером девятьсот на триста футов, на котором ежедневно проходили турниры. По обе стороны ристалища были сооружены трибуны для королевских особ и зрителей. Плотники воздвигли два древа почета высотой тридцать четыре фута каждое. На одном красовался боярышник — эмблема Генриха, на другом лист малины — эмблема Франциска. Каждый день рыцари, вступающие в поединок с той и другой стороны, вешали на них свои щиты, причем на одинаковой высоте, чтобы показать свое полное равенство. Правила протокола были утверждены советом английских и французских рыцарей. Мечи и копья должны быть затуплены. Даже о фасоне доспехов договаривались заранее. Конюхи, оружейники и кузнецы трудились целыми днями, охраняя коней, приводя в порядок зазубренные мечи и сломанные копья участников турнира. Между поединками рыцари и их оруженосцы развлекались всеми видами игр. Каким-то чудом до сих пор не случилось ни единой драки вне ристалища между англичанами и французами.