Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с доктором Теллером встречались и частным образом, и на научных мероприятиях, спорили в СМИ и перед закрытой сессией «охвостья»[115] конгресса. Мы ни в чем не сходились во мнении — ни по поводу затеи со «Звездными войнами», ни по поводу угрозы ядерной войны и экспериментов с астероидами. Вероятно, из-за этого я издавна относился к доктору Теллеру с предубеждением. Да, он всегда был яростным антикоммунистом и фанатиком-технофилом, но, оглядываясь на его научную карьеру, мне кажется, его отчаянные усилия защитить водородную бомбу не были вовсе уж никчемными. Он пытался убедить всех, что бомба не есть абсолютное зло, что с ее помощью удастся спасти мир от вражеских бомб, эти разработки способствуют развитию науки и технологий, население США чувствует в себя в безопасности, пусть противник хоть термоядерное оружие изобретет; а еще, оказывается, эту бомбу можно применить для гуманного ведения войны и спасения планеты от космической угрозы. Да, ему хотелось верить, что со временем человечество признает в создателе термоядерного оружия своего спасителя, а не врага.
Когда наука дает в руки народам и политическим вождям, т. е. людям, со всеми их слабостями и ошибками, мощное, я бы даже сказал, чудовищное оружие, возникает множество опасностей, и одна из самых страшных заключается в том, что ученые сохранят разве что самое внешнее подобие объективности. Власть, как известно, развращает, а тут еще добавляется, что особенно губительно, секретность. Вот почему ключевую роль должны сыграть демократические системы сдерживания и противовесов. (Теллер, процветавший в обстановке секретности, тем не менее выступал против нее.) Генеральный инспектор ЦРУ в 1995 г. заявил: «Абсолютная секретность развращает абсолютно». Подчас единственной защитой от смертоносного злоупотребления технологиями остается открытый и яростный спор. Аргументы противников этих технологий могут быть и вполне очевидными, так что их выскажут многие ученые, даже неспециалисты, лишь бы свобода речи не ограничивалась. Могут эти аргументы оказаться и очень тонкими, придут в голову лишь какому-нибудь аспиранту в глуши, вдали от Вашингтона, а если вся проблема держится под спудом, в секретности, этот молодой человек даже и не узнает о ней.
* * *
Да и есть ли вообще сферы деятельности, где с точки зрения морали все абсолютно однозначно? Даже народная мудрость, кладезь этических советов и рекомендаций, как себя вести, полна противоречий. «Поспешишь — людей насмешишь», но «не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня». «Сомневаешься — не делай», но «трус не пьет шампанское». «Нет дыма без огня», но «не суди по одежке». «Копейка рубль бережет», но «на тот свет не заберешь». Пословица осуждает тех, у кого «хата с краю», но и тех, кто «всюду сует свой нос». «Две головы лучше одной», а «у семи нянек дитя без глазу». В былые времена люди планировали и сверяли свои действия с этими противоречивыми истинами. Несет ли моральную ответственность автор афоризмов? Несет ли ответственность астролог, гадатель на картах Таро, пророк из таблоида?
Или взять мировые религии. Пророк Михей призывает поступать справедливо и возлюбить милосердие; Исход запрещает убийство; Левит учит любить ближнего как самого себя; Евангелия и вовсе призывают любить своих врагов. И сколько же крови пролили ревностные читатели и почитатели этих книг, полных разумных и благонамеренных советов!
В Книге Иисуса Навина и во второй части Книги Чисел с торжеством описано истребление мужчин, женщин и детей и даже домашнего скота — город за городом по всему Ханаану. Иерихон уничтожен в ходе kherem — «священной войны». Единственное оправдание, на которое ссылаются завоеватели: их предкам издавна обещана эта страна, если они будут обрезать сыновей и соблюдать определенные ритуалы.
Ни намека на сожаление. Сколько ни вчитывайся в Священное Писание — ни патриархи, ни Господь ничуть не встревожены массовым уничтожением людей. Нет, Иисус Навин «истребил все живое, как повелел Господь Израиля» (Навин 10:40). И это не отдельные случайные события, но часть основного повествования Ветхого Завета. Сходные истории о массовом истреблении (а в случае амалекитян — геноцида) обнаруживаются и в истории Саула (Первая Книга Царств) и в Книге Эсфири, и в других разделах Библии, и нигде ни капли моральных сомнений, не говоря уж об осуждении. Для либеральных богословов позднейших эпох это крупный камень преткновения.
Верно говорят: дьявол может цитировать Писание себе на руку. В Библии хватает сюжетов с сомнительной моралью, и каждое поколение найдет библейское оправдание практически для всего — и для инцеста, и для рабовладения, и для массовых убийств, и для самоотверженной любви и беззаветной отваги. Подобное моральное раздвоение личности свойственно отнюдь не только иудаизму и христианству. Противоречия лежат и в основе ислама, и в индуистской традиции. В общем, не стоит говорить, будто единой морали нет именно у ученых — так устроены все люди.
Но особая задача ученых, по моему мнению, — предупреждать общественность о возможных опасностях, в особенности о тех, которые порождаются самой наукой или которые только наука может предвидеть благодаря своим методам и средствам. В этом — пророческая миссия науки. Разумеется, пророчества должны быть взвешенными и обоснованными и не более сенсационными, чем требует того реальный уровень угрозы, но уж раз ошибки неизбежны, учитывая, что поставлено на карту, лучше уж перебрать, чем недобрать.
Когда в племени собирателей и охотников пустыни Калахари у мужчин зашкаливает тестостерон и надвигается драка, женщины первым делом убирают подальше пропитанные ядом стрелы. Наши отравленные стрелы могут уничтожить всю мировую цивилизацию, вполне вероятно, что вместе с человечеством как видом. Слишком высока ныне цена моральной неопределенности. Именно поэтому — а не потому, что наука как-то неправильно относится к знаниям — высока должна быть и моральная ответственность ученых. Чрезвычайно высока, небывало высока. Следовало бы постоянно в рамках учебной программы обсуждать такого рода вопросы с будущими исследователями и инженерами. А иногда я думаю, может быть, и в нашем обществе задача прятать подальше отравленные стрелы выпадет на долю женщин и детей.
Нет ничего столь чудесного, чтобы оно не могло быть правдой.
Интуиция без проверки и доказательств отнюдь не гарантирует истину.
Когда свидетеля в американском суде просят поклясться, что он будет говорить «правду, всю правду и ничего, кроме правды», его просят о невозможном: вся правда никому не под силу. Наша память сбивчива, даже научная истина всего лишь приблизительна, и большая часть Вселенной остается непознанной. Но от показаний свидетеля в суде может зависеть чья-то жизнь. Честнее было бы требовать, чтобы мы говорили правду, всю правду и ничего, кроме правды в пределах своих возможностей. Без такой оговорки судебная присяга неисполнима, но, хотя эта оговорка соответствует реальности человеческой природы, юридическая система принять ее не может. Если все будут говорить правду в пределах, ограничиваемых индивидуальным суждением, то кто-то скроет улики или неприятные факты, события будут искажены, виновность затушевана, преступник уйдет от ответственности и правосудие утратит всякий смысл. Поэтому закон устанавливает высочайший, недостижимый стандарт точности, и мы стараемся изо всех сил ему соответствовать.