Александр наклонился к нему:

– Но мне-то ты должен объяснить, Вернер!

– Тебе, Розин? Не знаю, зачем мне это делать.

– По двум причинам. Во-первых, ты хотел меня убить. Во-вторых, ты во второй раз навел тень на имя швейцарской гвардии, которая еще не оправилась от майских событий.

– Я сейчас просто заплачу. Ты переживаешь из-за славного имени гвардии? Ты же покинул наш союз! – Эти слова прозвучали как обвинение в предательстве.

Александр понял, что Шардт в душе не сознавал своей вины. Напротив, гвардеец был уверен, что, исполняя свое мрачное «дело», он ведет себя абсолютно правомерно. Шардт оказался фанатиком самого опасного сорта: этот человек подходил к выполнению задачи хладнокровно и вдумчиво.

– Мне кажется, мы действительно ничего не добьемся от него и от других тоже, – сказал Александр, повернувшись к Донати. – Ты присутствовал, когда они надевали чистую одежду?

Комиссар покачал головой.

– Я не падкий на развлечения.

– А я падкий, – ответил Александр и ткнул пальцем в сторону Шардта. – Я бы с удовольствием осмотрел верхнюю половину его тела.

Донати искоса взглянул на него.

– Что, прости?

– Я бы с удовольствием осмотрел верхнюю половину его тела, – невозмутимо повторил Александр.

Впервые за время допроса арестованный начал проявлять хоть какие-то эмоции. С ненавистью глядя на Александра, он спросил:

– Это разрешено? Розин здесь вообще может присутствовать? С каких это пор прессу допускают к полицейским допросам?

Донати сделал вид, что удивился.

– Только что прикончил нескольких священников, а теперь взывает к закону, вот тебе на!

Он дал знак охраннику возле двери, чтобы тот подошел.

– Коллега, помогите выполнить моему другу его заветное желание!

Без особых разговоров полицейский задрал на Шардте пуловер и футболку. На спине виднелись многочисленные кровавые полосы, некоторые затянулись, некоторые были заметно свежее.

Александр тихо произнес:

– Totus tuus, Domine. Hic iacetpulvis, cinis et nihil. Mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa. «Всецело твой, Господь. Здесь не осталось ничего, кроме пыли и пепла. По моей вине, по моей вине, по моей большой вине».

Именно так звучала покаянная молитва тайного ордена «Totus Tuus», когда они занимались самобичеванием. В мае Александр часто видел такие шрамы, даже у Елены, которая воспитывалась в приюте для сирот, которому покровительствовал тайный орден. На вопрос, заданный Александром отцу, он наконец получил ответ. Орден не был полностью уничтожен, он все еще продолжал свою деятельность. И даже больше – он был замешан в убийствах священников.

– Проклятие! – прошипел Донати. – Почему я сразу не догадался?

– Лучше бы ты похвалил мою сообразительность, Стельвио! Я уверен, что такие же шрамы покаяния мы найдем и у двух других арестованных. Боль телесная – неотъемлемая часть при духовном росте, и с помощью этого орден «Totus Tuus» обеспечивает свои ряды верными, но безвольными последователями. Мне кажется, на швейцарской гвардии можно поставить крест. «Totus Tuus», похоже, всерьез решил использовать швейцарцев в качестве своего орудия.

– Где же еще можно найти кучу таких убежденных католиков, которые натренированы на ближний бой и обращение с оружием, – добавил Донати. – Отличные наемники для ордена.

Александр кивнул, но в мыслях был уже где-то далеко отсюда.

– У убитых священников не находили свидетельства бичевания? – после паузы спросил он.

– Нет, – коротко ответил Донати.

– Это точно?

– Абсолютно. В двух случаях я лично присутствовал на осмотре тела, а в случае с Джорджио Карлини прочитал каждую букву отчета о вскрытии. Такие шрамы наверняка бы там упомянули.

Вернер Шардт, который по-прежнему сидел с задранным свитером, сказал:

– Мне холодно.

Александр, с отвращением взглянув на него, бросил:

– Мне тоже.

Ночью непогода улеглась. Когда утром Энрико встал и подошел к окну, небо все еще было серым и мрачным, но дождь прекратился.

«В лесу, наверное, по-прежнему грязно. С другой стороны, неизвестно, как давно перестал идти дождь», – подумал он. Чуть помедлив, Энрико позвонил в отель Ванессе Фальк и договорился о поездке в горы. Через час она обещала быть у него. Он плотно позавтракал и вышел на парковку. Пахший дождем воздух был влажным, над горами висели тяжелые тучи. Скопище туч напоминало кисть защищающегося человека. Энрико глубоко вздохнул и покачал головой. Он не хотел зацикливаться на этом. Принимая во внимание таинственные вещи, которые здесь происходили, ему не стоило выдумывать еще что-то самому.

Коротко просигналив, Ванесса известила о своем прибытии. Ее желтый автомобильчик, взятый напрокат, как раз переезжал мост.

Энрико пошел ей навстречу, открыл дверь с пассажирской стороны и, бросив куртку на заднее сиденье, втиснулся внутрь. Маленькая машина показалась ему не особо удобной, но в горах дороги узкие, и в этом плане она была весьма практичной.

Ванесса хорошо подготовилась к поездке. На ней были сапоги до колен, плотные джинсы и рубашка из того же материала, а поверх нее – жилет с многочисленными карманами. Свою рыжую гриву она собрала в конский хвост. Теперь она выглядела не как ученый-теолог, а как модель из каталога туристической одежды. В очередной раз Энрико отметил про себя, что Ванесса – очень красивая женщина. В то же время у него мелькнула мысль, что он до сих пор не прояснил для себя полностью ее мотивы. Неужели ею действительно двигало лишь научное любопытство?

– Доброе утро, Индиана Джонс, – бодро приветствовал он ее. – Какой затерянный храм вы хотите открыть сегодня?

– Может быть, этрусский, для начала было бы неплохо – ответила она, разворачивая «фиат» и направляя его обратно к мосту. – Будем ездить, как в школе вождения. Вы мне просто говорите: «Едем прямо».

– Договорились, – широко улыбнувшись, согласился Энрико. – Мужчинам всегда приятно слышать подобные вещи от женщин.

Она смерила его злым взглядом, но он так и не смог определить, серьезно это или просто видимость. Вчерашняя непогода оставила заметные следы. Они часто переезжали через упавшие ветви и сучья, дорога во многих местах была покрыта слоем грязи. Ванесса соблюдала умеренную осторожность и ехала очень медленно. К счастью, встречного движения почти не было.

– Здесь практически никого нет, – произнесла Ванесса.

– Меня это тоже удивляет, – сказал Энрико. – Елена думала, что здесь будет уйма журналистов, которые устроят паломничество к месту рождения антипапы. Но до сего времени, кажется, она единственная из журналистской своры интересуется Борго-Сан-Пьетро.