Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Минуту спустя в гостиную вошла гордая и довольная собой Эстер. В зубах ее болталась огромная крыса — задние лапы зверя волочились по полу.
— Фу, эту гадость еще в комнату приволокла! — поморщилась тетя.
Котята с веселым писком бросились навстречу матери, и Эстер выложила перед ними добычу. Потом отошла и повелительно мявкнула, приказывая котятам подойти и познакомиться.
Крыса была огромным матерым самцом с голой мордой. Котята разом струхнули и осторожно закружили рядом, не смея подойти. Наконец Буян набрался храбрости и осторожно тронул трофей лапой…
И тут крысун пришел в себя и встал. Оказывается, он был только чуть придушен и лежал в обмороке, но, пока котята набирались храбрости, очнулся.
Оглядевшись и увидев себя в окружении аж шести кошек, он понял, что попал в беду и бросился бежать.
Тетя с визгом мгновенно оказалась с ногами на диване. Я из чувства солидарности последовала за нею, но не испугалась — крыс я не очень-то боюсь. Мне больше было интересно, что происходит.
По квартире под всхлипывания и причитания Марианны из угла в угол носился до полусмерти перепуганный крысун, а за ним бегали все наши кошки. Первой мчалась Эстер, видимо, подгоняемая досадой на себя за то, что перестаралась и недодушила зверя. За нею, стараясь не отстать от матери, спешили все три котенка, за ними — Люська, а уже за нею бегал с туристским топориком мой дядя, собиравшийся зарубить «эту тварь». И самой последней, вечно опаздывая, ползла Сантана. Она еще не могла как следует ходить, вернее, не умели ходить ее передние лапы, и она толкала перед собой голову, как тачку.
Этот караван описал по квартире два полных круга, прежде чем крысуна загнали в угол и дядя, ругаясь на лезущих под топор кошек, зарубил его. Потом труп отдали котятам, и они долго играли с ним там же, на ковре, к ужасу тети.
Эти приключения двух охотниц за домашними грызунами не могли не сказаться на популяции крыс не только в наших сараях, но и в окрестных. Соседи перестали стучать палками по дверям сараев, прежде чем войти, — теперь можно было не бояться, что, переступив порог, наткнешься на тварей с горящими в полутьме оранжевыми глазами. Наши кошки-крысоловки постарались.
Однажды тетя подозвала меня с заговорщическим видом:
— Галя, что я видела! Сейчас там Люська на диване лежала, как обычно, на спине, выставив брюхо, а хозяин подошел, присел рядом и, не оглядываясь, вот так руку назад завел и погладил ее. Уж не знаю, по чему он там попал — по хвосту или по брюху, но погладил. Вот ведь! Понял! Зауважал!
Глава шестая
Человеческие портреты
1
Кончилось лето, кончилось и время учебы в институте. Мы еще встречались на лекциях и после них, но все уже завершилось, и понемногу мы начали отдаляться друг от друга. А жаль! Такие люди, как на родном курсе, больше нигде не встречаются, и со мной может согласиться всякий, кто учился в институте — не важно, где и когда.
На курс я попала словно с черного хода — все успели перезнакомиться друг с другом на экзаменах и в общежитии. А я оказалась в одиночестве.
Но вот настала моя очередь чистить картошку для кухни. Напротив меня на табурете сидела невысокая девушка с веснушками во все лицо и что-то мурлыкала себе под нос. Прислушавшись, я узнала песню «Ласкового мая» — группы, которая тогда только поднималась на эстрадный небосклон и пользовалась бешеной популярностью. Мы заучивали ее репертуар наизусть, но качество записи прокручиваемой на дискотеке музыки оставляло желать лучшего.
— Слушай, спиши мне эту песню, — набравшись храбрости, попросила я.
Девушка перестала петь.
— А ты слушай и запоминай, — ответила она.
Такой ответ мне не слишком понравился, но делать было нечего — пришлось его проглотить.
Уже много позже я случайно узнала, что эту малоразговорчивую девушку зовут Ларисой и что по странному совпадению мы не просто учимся в одной группе, но и сидим, как в школе, за одной партой.
Лариса, на мое счастье, оказалась человеком, с которым легко общаться всякому. По крайней мере, мне, долго и тщательно подбирающей ключи к каждому новому знакомому, удалось привыкнуть к ней сразу. Теперь целыми днями мы, устроившись на задней парте, вели шепотом нескончаемые разговоры.
Она оказалась удивительным человеком — необыкновенно серьезная во всем, что казалось жизни, наделенная от природы мудростью и чувством меры. Ее серо-стальные глаза начинали светиться странным блеском, когда она слушала чужой рассказ или принималась говорить сама. От нее можно было услышать обо всем — от историй, произошедших в общежитии, до практических советов на все случаи жизни.
И в то же время Лариса никогда не лезла со своими предложениями вперед. Что бы ни случилось, она могла перемолчать в нужную минуту, а потом, обдумав все, найти объяснение каждому поступку или слову. Если у меня в основном списывали лекции, то у нее спрашивали, как поступить. Эта девушка с веснушками во все лицо и по-взрослому строгим взглядом понимала и чувствовала все удивительно тонко. И не зря в ее друзьях ходил почти весь курс.
Конечно, ее легче легкого было обидеть — Лариса готова была верить всему, что ей говорили. Так, из-за обмана и легкомысленности, она первая на курсе узнала разочарование в любви, но чего ей это стоило пережить, не показывая свою боль на людях, не знает теперь никто. Самое обидное, что тот парень — не хочу называть его имени, — кажется, не понял ничего. Да он и не мог ее понять.
У Ларисы оказалось два больших увлечения — лошади и индийское кино. Она знала наизусть все фильмы, в которых снимался ее любимый Митхун Чакроборти, и была готова бесконечно рассказывать о нем и его жизни. Дома у нее половина стены была оклеена фотографиями индийских актеров, а любимыми записями ее были сборники песен из индийских фильмов. Сдается мне, она бы с удовольствием выучила и язык этой страны — если бы достала учебник и встретила более-менее опытного преподавателя.
То же самое было с лошадьми. Еще в первые дни знакомства я заметила, что она в перерывах между лекциями что-то пишет или рисует на последней странице тетради.
— Что там у тебя? — однажды спросила я.
Вместо ответа Лариса молча