Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне так ужасно жаль. Это все моя вина! Она поняла, что я ее раскрыла, и, должно быть, сейчас же помчалась туда, потому что знает, как сильно… как сильно я… — Голос дрогнул. Эмили не могла произнести вслух «люблю их», только не перед мистером Симпсоном. — Как сильно его светлость привязан к своему сыну, — договорила она, сжимая край деревянной дверцы.
— Боюсь, я не совсем вас понимаю, мадам.
— Нет, конечно, нет. Да к черту все, неужели нельзя ехать быстрее? — Она постучала по дверце люка.
Кучер приоткрыл ее.
— Да, мэм?
— Мы ужасно спешим. Положение просто критическое. Пожалуйста, выжмите из лошади все, что можно! — Она взглянула на мистера Симпсона. — У вас есть с собой деньги?
— Да, мадам. — Оскорбленный взгляд.
— Ну, слава Богу хотя бы за это.
Симпсон, даже глазом не моргнув, воспринял ее не подобающие леди выражения.
— Да, мадам.
Двуколка подскочила на выбоине и свернула налево, на Белгрейв-плейс. Осталась минута, может быть, две. Симпсон уже сунул руку в карман за платой. Эмили зажмурилась, прислушиваясь к грохоту колес, к цоканью лошадиных копыт, приближающих ее к… чему?
Это вполне может быть ловушкой. Эмили мысленно произнесла эти слова.
Ну разумеется, это ловушка. В этом и есть весь смысл, верно? Обрести контроль над Эмили. Фредди, Мэри, Эшленд, Симпсон, бедняжка миссис Нидл — все они просто ни в чем не повинные сопутствующие издержки. Весь этот план, все опасности, все страдания — все только из-за нее, из-за того, кто она такая.
Она позволила им подвергнуться опасности.
Это только ее вина.
Двуколка снова повернула, резко дернувшись. Эмили открыла глаза. Камни на мостовой у конюшен были грубыми, изрезанными бороздами, и кеб то и дело подскакивал, проезжая мимо строений.
— Вы сказали, номер двадцать восемь? — послышался голос кучера. — Вот он.
Двуколка остановилась. Симпсон просунул сквозь люк деньги, а Эмили, путаясь в голубом атласном платье с длинным шлейфом, вылетела из кеба в ту же секунду, как кучер отворил дверцу. Здание находилось прямо перед ней, широкая дверь для карет — слева, вход для прислуги — справа. На мостовой валялась грязная солома.
Бальные туфельки скользили по мокрым булыжникам. Эмили плотнее закуталась во фрак Эшленда и заколотила кулаками по двери. Деревянная панель отворилась.
Она влетела внутрь, в воняющее сыростью помещение.
— Фредди! Мэри!
Откуда-то сверху послышался знакомый голос маркиза Сильверстоуна:
— Уходи, Гримсби! Уходи немедленно! — И тут же послышался удар.
— Фредди! Я иду к вам!
— Нет, Гримсби! Уходи отсюда, найди отца! С нами все хорошо!
Короткий женский крик, мгновенно оборвавшийся.
— Мэри! О боже!
В конюшне было темно, почти полная чернота. Эмили брела, вытянув перед собой руки и пытаясь отыскать лестницу. Сзади раздавались тяжелые шаги Симпсона, затем зашипел газ, и призрачный круг газового света озарил помещение.
Парочка лошадей высунули любопытные носы над дверями денников. Красивое черное ландо герцога стояло посреди конюшни, блестящее, готовое к утренней прогулке в парке. Где конюхи, слуги? На Парк-лейн?
— Фредди?
— Уходи, Гримсби! — Еще один сильный удар по чьей-то плоти и стон боли. Эмили дикими глазами всматривалась вверх, в направлении звуков.
Фредди и Мэри сидели спиной к спине на сеновале, связанные одной веревкой. Над ними с враждебным лицом стоял Ганс, размахивая концом веревки. В другой руке он держал пистолет.
— Отпусти их, Ганс! Я тебе приказываю! — по-немецки прокричала Эмили.
— По какому праву? — осведомился он.
— Я — твоя принцесса, ради всего святого!
— Клянусь Богом, что нет. — Он говорил спокойно, с бесконечной убежденностью. — Ты — тиран, и твой род слишком долго угнетал народ Германии. Твое время прошло, а ты этого даже не поняла. Полюбуйся на себя в этом платье, в этих драгоценностях, в нелепых ярдах шелка. Что ты сделала для счастья мира? Какое право имеешь властвовать над кем-то?
— Слушайте, — сказал Фредди, — я не понимаю ни слова, но точно знаю, что вы не смеете таким манером разговаривать с моей мачехой!
От дверей послышался голос:
— Спокойно, спокойно, ваша милость. Это не лучший метод вести переговоры столь деликатного характера.
Эмили резко повернулась и за секунду перед тем, как газовый свет мигнул и все снова погрузилось во тьму, успела увидеть мисс Динглеби: глаза сверкают, одна рука тянется к лампе, в другой зажат пистолет.
Эшленд нашел миссис Нидл на Итон-сквер, в кладовой, связанной, с кляпом во рту.
— Где они? — требовательно воскликнул он, едва вытащив кляп у нее изо рта.
— О сэр! Простите меня! Он их увез, увез. Ворвался сюда через заднюю дверь, как молния. — Она задрожала.
Эшленд левой рукой развязывал веревки у нее на запястье.
— Кто? Кто их увез?
— Здоровенный немец, вот кто. Вряд ли знает по-английски хоть слово. О сэр. Неужели он забрал и лорда Фредди, и ее милость?
— Боюсь, что да, миссис Нидл. Вы должны рассказать мне все, что знаете. С ним кто-нибудь был? Например, высокая темноволосая женщина?
— Нет, сэр, никого. И уволок он их через заднюю дверь.
Веревки наконец-то ослабли. Эшленд стянул их и по очереди растер запястья миссис Нидл.
— Через заднюю! Значит, к конюшням?
— Ну да, сэр.
— Клянусь Богом. — Он вскочил на ноги. — Миссис Нидл, немедленно звоните в Скотленд-Ярд. Позовите там человека по имени Паркер, скажите, что это срочно и что вы звоните от меня. Паркер знает, что делать.
— Да, сэр! Сию секунду, сэр!
Он, пригнувшись в дверном проеме, вышел в холл.
— И миссис Нидл!
— Да, сэр?
— Если Симпсон и ее высочество появятся тут, ради Господа Бога, не позволяйте им уйти!
В темноте сознание Эмили очистилось от тревоги. Долгие часы разговаривая с завязанными глазами с герцогом Эшлендом, она научилась принимать отсутствие зрения. Компенсировать его. Слушать, принюхиваться, раскидывать сеть чувств. Мистер Симпсон рядом с ней протянул руку, чтобы, оберегая, положить ладонь на ее предплечье. Наверху опять вскрикнула Мэри. Но мисс Динглеби ни на шаг не отошла от входа. Она стояла там неподвижно, по-прежнему держа в руке пистолет, но не могла в темноте ни прицелиться, ни выстрелить.
Чего она ждет?
— Мисс Динглеби! — Эмили услышала, что собственный голос звучит отчетливо и уверенно, и это придало ей сил. — Вы получили то, чего хотели. Отпустите Фредди и Мэри, и я пойду с вами добровольно.