– Каролина, женщина с твоей фигурой не должна затягиваться в корсет. Я непременно его сожгу, когда вернемся на ранчо.

– И я стану немодной, – весело заявила она.

– Лучше повернись, дан мне расшнуровать эту отвратительную вещь.

По ходу дела он несколько раз поцеловал ее в затылок, потом нагие плечи. Вскоре в общую кучу полетело се нижнее белье: чулки, туфли, затем сапоги и одежда Сойера.

– Теперь можно принять ванну.

– Вдвоем? Я не могу, это неприлично.

– Это прекрасно, – ухмыльнулся Сойер, опускаясь вместо с нею в горячую воду.

Каролина обняла его за шею, а когда он притянул ее к себе, все протесты мигом испарились.

Они провели целую неделю в своих апартаментах. Еду им приносили в номер. Иногда они завтракали на рассвете, не вылезая из постели, иногда ужинали среди ночи на балконе.

– До нашего отъезда я хочу показать тебе город, – заявил Сойер в первое утро следующей недели. – Заодно купим все необходимое.

– Я люблю тебя, – замирая от счастья, прошептала Каролина.

Час спустя, все еще держа ее в объятиях, Сойер наконец изрек:

– Наверное, пора одеться и немного пройтись.

– Да, а то я уже решила, что мы проведем здесь остаток жизни.

– Женщина, так долго я не протяну! – ухмыльнулся он. – Еще месяц – и силы мои иссякнут.

– Месяц! Ты достаточно силен, чтобы продержаться дольше месяца, – ответила Каролина, поглаживая его бицепсы.

Опустив руку ей на ягодицы, Сойер вдруг ощутил маленький шрам.

– Чем ты занималась, Каролина? Сидела на кактусе?

– Угу.

Он приподнялся на локте и внимательно посмотрел на жену. Испугавшись, она начала страстно его целовать, повалила на кровать, уселась прямо на него, и шрам был забыт. Однако ненадолго.

Позже, когда она нежилась в его объятиях, Сойер перевернул ее на спину, мягко прижал к постели и посмотрел прямо в глаза.

– Как все-таки он появился? Если ты врешь, у тебя бывает ужасно виноватый вид.

– Я не хочу говорить, потому что ты ужасно рассердишься, а когда ты вне себя, то можешь такого натворить…

– Черт возьми, откуда у тебя шрам?

– Кейн Хатфилд.

Сойер аж побелел, губы у него свело хищной судорогой, во взгляде появилось такое бешенство, что Каролина всерьез перепугалась.

– Пожалуйста, ничего ему не делай!

– Я его убью, – тихо сказал он.

– Все это было очень давно. Если бы я напоролась на колючку или…

– Чтоб он сдох, ублюдок! Что он собирался с тобой сделать? Разрезать на куски?

– Сойер, – умоляюще произнесла Каролина, ужасаясь еще больше, ибо ни разу не видела мужа таким взбешенным.

– Зачем он это сделал?

– Я больше не хочу об этом говорить: боюсь, ты его разыщешь и убьешь.

– Насчет “разыщешь” ты чертовски права! Господи, Каролина, я даже не представлял, на что тебя обрекаю после своего отъезда. Прости меня. Оставлять на ранчо шестнадцатилетнюю девчонку – большую глупость трудно придумать! – Сойер зарылся лицом в ее волосы.

– Все в прошлом. Я самая счастливая женщина на свете и не хочу, чтобы ты опять дрался с Кейном.

– Зачем он это сделал? – повторил Сойер. – Это получилось случайно во время борьбы?

– Мне не хочется отвечать. Чем больше ты узнаешь, тем сильнее рассердишься.

– Я же все равно узнаю, и мы все равно с Кейном столкнемся, тем более что он зарится на наши земли. Если ублюдок поклялся разобраться с тобой за то, что ты прострелила ему ногу, можешь поверить, он ничего не забыл. Теперь скажи мне, как было дело.

Она опустила глаза, не в силах больше видеть гнев Сойера.

– Он хотел поставить свое клеймо, чтобы сбить с меня спесь. Теперь ты все знаешь… и бесишься, забыв, как мы только что были счастливы.

Он вдруг улыбнулся.

– Я займусь Кейном, а сейчас у нас есть дела поважнее. – Сойер повернулся к ней, но она успела отскочить в сторону.

– Кто-то обещал мне показать Новый Орлеан. Я правда хочу посмотреть город и купить что-нибудь из одежды. У меня уже нет сил ходить в костюме для верховой езды.

– А я бы вообще не разрешил тебе ничего надевать, – серьезно заявил Сойер. Он лег на живот, с интересом наблюдая, как она подбирает свою одежду. – Не вздумай напяливать этот чертов корсет.

– Ты ничего не понимаешь в моде, дорогой, – улыбнулась Каролина.

Он спрыгнул с кровати, отобрал у нее корсет и вытащил нож.

– Сойер Дэй, немедленно верните!

Тот хохотнул, и через полминуты корсет оказался в ее руках, но со срезанными шнурами.

– Я же сказал, что эта дурацкая штука тебе ни к чему.

– Он мне нужен! – закричала Каролина. – Это модно, я выгляжу в нем красивее, и вообще… – Она расхохоталась. – Иди к черту, Сойер! Мне никогда тебя не переубедить!

– Согласен, дорогая. Я же не виноват, что кое у кого такая талия. Надевай свой костюм, мы едем за покупками.

Город очень понравился Каролине, особенно балконные решетки и кружевные ограды у домов. Не обращая внимания на протесты жены, Сойер накупил ей больше одежды, чем осталось в Натчезе. Обновил он и свой гардероб; в результате пришлось даже приобрести несколько дорожных сундуков.

Последнюю ночь они провели в своем номере.

– Пора уезжать. Скоро надо клеймить стадо, я должен быть на месте, хотя и оставил там надежного человека. Честно говоря, я не собирался уезжать так надолго.

– Снова повезешь бычков на север?

– В этом году нет. В Канзасе сейчас трудные времена; говорят, в Канзас-Сити лопнуло несколько банков, а это финансовый центр мясного рынка. По слухам, бычки там идут сейчас в розницу от двух до трех центов за фунт.

– Сойер, ты разоришься.

– Не разорюсь. Я повел дело с размахом, за три года поголовье утроится, а к тому времени цены снова поднимутся.

– Твоей уверенности в будущее можно лишь позавидовать. Губернатором все еще Пинз? – спросила Каролина, вспомнив о военном коменданте Техаса, которого назначил генерал Шеридан.

– На последних выборах победил республиканец Эдмунд Дэвис. Государственный налог теперь два доллара с каждой сотни долларов собственности, а когда ты приехала, было пятнадцать центов.

– Тебе не нравится Дэвис?

– Нет. В его подчинении вся полиция штата, которая даст ему такую власть, что он может ввести, если захочет, военное положение. Хотя он сделал и много хорошего. Укрепил границу, предложил свой, правда, весьма спорный, план организации бесплатных средних школ в Техасе. Но думаю, он проиграет. Во всяком случае, я на это надеюсь.