Клавдия умылась ледяной водой, сделала гимнастику, выпила чашку крепкого кофе — эти действия не исправили тягучего, отвратительного настроения, но полностью изгнали из памяти кошмары. И она представила себе, как Павлыш летит, сидя рядом с Салли, и они посмеиваются, вспоминая о вчерашних спорах, может, даже говорят о ней с усмешкой. Разумеется, с усмешкой, а Салли с готовностью кивает, соглашаясь… Клавдия не стала вызывать катер. Приказ отдан. Он должен быть выполнен, иначе завтра на станции воцарится анархия.

В конце концов, это эпизод, не более как эпизод. Давно погибший корабль, давно погибшие люди… Освоение космоса не обходится без жертв. И если не подчиняться дисциплине, то жертвы утроятся.

И Клавдия попыталась заняться делами.

* * *

Казик спешил, он теперь знал, как надо идти, — болото обогнуть повыше, через гряду холмов, а потом резко взять по лощине к тому месту, где речка растекается по камням и становится мелкой.

У реки он задержался, отыскал место поспокойнее, где вода была как зеркало. Не такое, конечно, как то, что Марьяна оставила в поселке, но все же можно поглядеться. Он даже удивился — лицо стало таким узким и темным, что только белки глаз не испачканы. И волосы кажутся застывшей кашей.

Причесаться было нечем, но мылся Казик минут пять — и просто водой, и илом. Он понимал, конечно, что земляне будут им недовольны — Казик совершенно за собой не следит, не зря его всегда ругает тетя Луиза.

Он перешел через реку вброд, в одном месте было почти по пояс, и замерз он страшно, так что по лесу он побежал. Лес был негустой, сосняк, светлые голубоватые стволы отклонялись от него, боялись шума, хищные лианы он срезал на бегу ножом — хороший нож, может, Дик его потом подарит, а то Казик остался без ножа… Он обязательно попросит у земных людей книгу по географии. Первым делом, когда все кончится, он попросит у них книгу по географии с цветными картинками. Старый говорил, что бывают книги с объемными и движущимися картинками. Что еще нужно человеку?

* * *

Олегу не было холодно. Снег, сыпавшийся густо и упрямо, сначала срывал палатку жесткими струями, а потом, превратив ее в холмик и затихнув, словно довольный тем, что восстановил чистоту и белизну горной долины, стал тяжелым, душным и теплым.

Олег устал, ему хотелось спать, мысли двигались лениво и безвольно. Вчера они шли весь день, они старались идти так, чтобы все время подниматься. Они уже знали, что заблудились, но не переставали надеяться, что все же выйдут к перевалу, пускай не в нужном месте, это не так важно — только бы вырваться из облака, наверх, где нет бесконечной пурги.

Они упали — сил не было даже на то, чтобы согреть воды, — не дождавшись темноты. В серой мгле, молча, будто совершали уговоренный ритуал, они расстелили палатку, удерживая ее, чтобы не унесло вьюгой, потом закутались в нее и покорно лежали, чувствуя, как полог тяжелеет, заваленный снегом.

Ночью Олег проснулся — а может, ему показалось, что он проснулся, — от жалости к матери. Он уже догадался — именно тогда, ночью, во сне, — что никогда больше не увидит мать. И ему стало бесконечно жалко ее, потому что теперь мать, даже если их найдут и привезут на Землю, всеми мыслями останется здесь, на планете, у нее ничего больше нет. И ему стало стыдно, как часто он грубил ей, не слушался ее и не хотел слушать рассказы об отце и прежней жизни. Олег заплакал и беззвучно, чтобы не разбудить тяжело дышавшего Сергеева, просил у матери прощения.

* * *

Клавдия села за стол поработать. И ничего у нее не получалось.

Через несколько минут она поймала себя на том, что тупо глядит в окно. Лес за эти недели изменился: лето заставило распуститься листья на деревьях — маленькие зеленые листочки на длинных волосах ветвей; мох выпустил свежие побеги, которые вздрагивали, когда близко пролетало насекомое, стараясь схватить добычу; лишайники вспучились и медленно дышали; в чаще появилось куда больше животных — то ли пришли с юга, то ли проснулись от зимней спячки. Лес вызывал в Клавдии отвращение, но и притягивал ее. Это было странное желание, которое овладело Клавдией, как жажда, — выйти в этот лес и пойти по нему, просто так, без скафандра, ничего не опасаясь.

Нет, так не пойдет, спохватилась Клавдия и заставила себя думать о работе…

Не хватало еще этого корабля! Гробница Тутанхамона!

Клавдия была легко ранима и впечатлительна, но старалась скрыть это от окружающих, потому что в ином случае ей нет места в Дальней разведке. Она привыкла за последние годы подавлять чувства, которых стыдилась, и поддержание репутации вычислительной машины, вызывавшей к ней уважение, но редко — симпатию, казалось целью ее жизни. Удивительно, но Клавдия не догадывалась, что Сребрина и Салли работают с ней уже не в первой экспедиции совсем не потому, что Клавдия методична, работоспособна и пунктуальна. Наоборот, они любили другую Клавдию, которую та скрывала даже от себя самой. Видели, понимали ее и привычно игнорировали сухую оболочку начальницы. Обе они опекали Клавдию, как неловкого сына, которого не любят соученики по классу, отличника и занудного зубрилу, потому что знают: дома, когда никто не видит, он совсем другой и часами возится с больным котенком, рисует цветы или выпиливает из дерева рыцарский замок.

Клавдия влюбилась в шумного и неправильного Павлыша еще на корабле, когда и речи не было о том, чтобы взять его в экспедицию. И, влюбившись, стала относиться к нему резко, холодно и подчеркнуто враждебно. Ей на этот раз удалось обмануть не только себя, но и проницательную Салли. Когда же оказалось, что волей случая Павлыш летит именно с ней, ее охватила такая бешеная радость, что она сама привычно, умея бороться с собой и не понимая себя, истолковала ее как волнение, потому что именно такой человек, как Павлыш, — опасность для налаженной экспедиции. Но так как Клавдия была человеком дела, она тут же доказала себе, что задачи экспедиции важнее всего и следует пойти на жертвы, чтобы экспедиция не сорвалась. Стиснув зубы, изнывая от любви к Павлышу, она приняла его на станцию. Когда же обнаружилось, что Павлыш и Салли, два больших, веселых и добрых человека, тянутся друг к другу и их сближение — лишь дело времени, потому что оно естественно, Клавдия нашла массу аргументов, заставляющих