П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 218

Доктор оказался знакомый. Постоянно бывает у Срезневских. АА встречалась там с ним. «Ведь он же невропатолог — вы не знаете, почему он мне выслушал легкие?..»

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 250

Во врачебной комиссии доктор Доброчаев — невропатолог. Плечо обнажил, послушал: «У вас туберкулеза нет». Удивлен, почему АА выбирает Кисловодск? Не лучше ли Сочи. АА быстро ответила: «На меня море плохо действует!»

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 250

У нее всегда есть такие оригинальные и непохожие на то, что есть у других, объяснения. А как же то, что «меня принимали за помесь щуки и русалки», «А плавала я так, что мой брат, гардемарин, который плавал в полной выкладке в ледяной воде, говорил: “Я плаваю почти как Аня”»?

3.08.1927.

Когда АА ехала в Кисловодск, очень желала смерти себе. И только приехав, только увидав мирные горы, мирный мир — перестала хотеть смерти. Ехала туда смятенная, гневная, печальная, отчаянная… Совсем не помнит пути туда…

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 267

А причина та, что врач не нашел у нее никакой болезни, в санаторий отправил потому, что писателям полагались такие привилегии.

Письмо свекрови, у которой живет сын Лева.

4 февраля 1927 г.

Дорогая Мама, 24 дек. н. ст. я почувствовала себя дурно, легла в постель, да и проболела до сего дня, причем по временам опасались, что болезнь может принять дурной оборот. Поэтому я не писала в Бежецк, не ответила даже на письмо Левушки, которое бесконечно тронуло меня.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 180

Конечно, «врачи опасались», что болезнь может принять «дурной оборот».

Бедный Левушка, он не знал, что в те же дни, когда она была не в состоянии ответить ему на письмо, она весьма весело проводила время. «Очень много смеялись» — как записал Лукницкий.

Весна 1926.

Днем — АА. У нее кашель и жар, а кашель — явление, для нее необычное.

П. Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 127

АА пришла в Шереметевский дом и легла. Лежит и больна. Но отрицает, что простудилась, — утверждает, что у нее просто заболевание — поветрие в Петербурге, какая-то легкая форма эпидемической болезни — грипп, что ли?

II.Н. ЛУКНИЦКИЙ. Дневники. Кн. 2. Стр. 127

В конце тридцатых годов Ахматова сошлась с врачом Владимиром Георгиевичем Гаршиным, профессором, патологоанатомом — таких не проведешь, его пациенты сами не высказывают своих жалоб — ни истинных, ни мнимых. Он видит только то, что видит, такая специализация.

Он вчера приехал с дачи. Был у Анны Андреевны и находит, что она на грани безумия. Что она ничего не хочет предпринять, что она не борется со своим психозом. «А может быть, — спросила я, — это просто у нас не хватает воображения, чтобы понимать ее правоту? Может быть, не у нее психоз, а у нас толстокожесть?»

Он помотал головой.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 177–178

9 июля.

Среди дня я позвонила Анне Андреевне и предложила вместе пообедать в Доме писателей. Она согласилась, но, когда я пришла за ней, выяснилось, что она никуда не пойдет, потому что ожидает доктора Баранова. Не доверять же Гаршину!

Явились Владимир Георгиевич и доктор Баранов. Я спросила В.Г., почему это у Анны Андреевны постоянно отекают ноги? «А, ноги пустяки! — отозвался он. — Отекают слегка от жары. Надо носить более просторные туфли и на низком каблуке. Вот и все. Но она не хочет: ничего не поделаешь, Ewigweibliche! (вечная женственность). Вы недовольны? Вам кажется, что я говорю зло?»

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 158–160

Доктор Баранов не выходил и не выходил, и мы решили подняться. [Доктор] откланялся чинно. Ушел.

«Что же он предписал вам?» — спросила я у Анны Андреевны. — «По-видимому, он считает меня безнадежной, — гневно ответила она, — потому что единственное его предписание: ехать на дачу, на воздух». И она начала объяснять мне и В.Г., почему она ни в коем случае не может ехать на дачу. В.Г. сначала пробовал было спорить, потом умолк и, огорченный, простился.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 161

В конце концов на дачу она решилась ехать.

У нее Владимир Георгиевич. Кругом беспорядок, грязная посуда, сырные корки. Жалуется, что опухла нога. Жалуется, что простудилась. Действительно — говорит в нос. Действительно ли опухла нога — поди проверь.

Владимир Георгиевич распрощался, и я пошла закрывать за ним дверь. По дороге спросила — что с Анной Андреевной? «Да ничего, — ответил он слегка раздраженно. — Ногу натерла, вот и все». Уже переступи в порог квартиры, он вдруг вернулся в переднюю: «Только вы, пожалуйста, скажите ей, что ни о чем меня не спрашивали». Эта просьба меня и удивила, и обидела. Но у него был такой измученный, расстроенный вид, что рассердиться я не могла.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 155–156

Этот разговор подтверждает, что эти расхождения в жалобах Ахматовой и замечаниях профессора — не просто несовпадения, а система.

«Сердце шалит. Я сегодня была во ВТЭКе. Мне дали вторую категорию, а раньше была третья. Я постепенно приближаюсь к идеалу инвалидности. У меня нашли перерождение клапана сердца».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 116

Опять лежит. По ее словам, не спала уже ночей пятнадцать.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 57

Сегодня днем я зашла к Анне Андреевне, чтобы проводить ее в амбулаторию, к доктору, по назначению Литфонда.

«Он нашел меня совершенно здоровой. Так я и знала. Я говорила Владимиру Георгиевичу, что так и будет. Теперь на вопрос Литфонда он ответит, что я симулянтка. Уверяю вас, так и будет. Он три раза спросил меня: «Вы служите?» Верно, думал, что я хочу бюллетень получить. А что ей надо было от Литфонда, как больной? Не бюллетень, так санаторий. Или пенсионную книжку — в общем, что-то надо, но вот «бюллетень» — это как-то слишком простонародно. Назначил мне солено-хвойные ванны, а электризации и ножных ванн, которые рекомендовали Давиденков и Баранов, не назначил: «совершенно лишнее». Мы шли пешком: в гневе Анна Андреевна не пожелала ждать трамвая. И силы откуда-то взялись. Надо меньше лежать, а больше ходить.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 55