— Поздравляю.

Он немного покраснел, но улыбнулся:

— А что с твоим парнем?

— Ох. Да ничего.

— Я ж тебе говорил, человек может измениться за три года.

Мне не хотелось, чтобы юный студентик вообразил, будто знает об эволюции человека больше, чем я, поэтому я усмехнулась и покровительственно ответила:

— Но он не изменился, а остался точь-в-точь как был.

Гарри оторвал свой нос от телефона, видимо недовольный тем, что вчерашнее поведение Блейка было нормой, а не результатом сильного удара головой о землю, случившегося в какой-то момент за те три года, что я его не видела.

— Значит, изменилась ты, — небрежно бросил он и принялся торопливо набивать ответ блондинке, от которой мечтал заиметь детей.

После этого я впала в глубокую молчаливую задумчивость, мне было о чем поразмыслить. Жизнь несколько раз пытался со мной поболтать, но постепенно отстал, убедившись, что я не в настроении. В эту поездку я потеряла слишком многое: любовь, машину, а также надежду вернуть себе доброе имя — во всяком случае, это явно будет куда сложнее, чем просто перестать врать и объявить всем правду. У меня возникло горькое чувство, что я всего лишилась и ничегошеньки не приобрела. Единственное, что у меня еще остается, — это съемная студия с соседкой напротив, которая, наверное, больше никогда не захочет со мной разговаривать, и кот, на два дня брошенный без присмотра.

Я поглядела на Жизнь. Да, у меня есть еще и моя Жизнь.

Он перегнулся через сиденье и попросил Деклана высадить нас в Старом городе.

— Почему здесь?

Мы были на Бонд-стрит, в самом центре Либертис, историческом и наименее изменившемся районе, где многие улицы до сих пор замощены булыжником. Неподалеку, на заводе «Гиннесс», ученые в белых халатах изобретают очередную формулу нашего самого экспортируемого продукта.

— Следуй за мной, — гордо скомандовал он.

Я пошла за ним по брусчатой улочке, где за высокими стенами скрываются фабрики, а рядом с ними стоят древние домишки с кирпичными сводчатыми окнами. Возможно, думала я, он решил устроить мне небольшую экскурсию, напомнив, что люди, испокон веков обитавшие здесь, претерпели немало бед и горя, но нашли в себе силы преодолеть их и оправиться, чтобы я, услышав об этом, тоже как-то приободрилась, но в этот момент мой спутник достал из кармана ключи и отпер неприметную дверь в кирпичной стене.

— Что ты делаешь? Зачем мы сюда пришли? — Я огляделась, ожидая, что кто-нибудь нас остановит.

— Я хочу тебе кое-что показать. Как ты думаешь, чем я был занят, когда ненадолго ускользал от тебя?

Я нахмурилась и представила себе, как он проводил время, изменяя мне в обществе меня — но более юной и симпатичной, щеголяя своим знакомством с ней, втираясь к ней в доверие и завоевывая доверие ее родных и близких, в первую очередь надменного отца.

Жизнь с удивлением воззрился на меня:

— Ты чего такая сердитая? Что ты себе вообразила?

Я молча пожала плечами:

— Ничего. Так что это за место?

Судя по всему, прежде это был торговый склад с большими, сейчас почти пустыми помещениями, высокими потолками и голыми кирпичными стенами. Мы вошли в лифт, и я ждала, что он вынесет нас сквозь крышу прямо в небо, и тогда Жизнь широко махнет рукой, показывая мне свои и мои владения. Но вместо этого мы вышли на седьмом этаже, и Жизнь провел меня через холл в залитую солнцем квадратную комнату. Весь ее пол был уставлен картонными коробками, а из окна и впрямь открывался замечательный вид на город: прямо под нами уступами шли крыши домов, вдали виднелся собор Святого Патрика и здание Четырех Судов, а дальше в заливе устремились ввысь башни строительных кранов. Я думала, что Жизнь расскажет мне одну из своих поучительных лекций, но он радостно улыбнулся и провозгласил:

— Добро пожаловать в мой новый офис.

У него был абсолютно счастливый вид, и он настолько отличался от того горемыки, с которым я познакомилась всего полмесяца назад, что невозможно было поверить, что это один и тот же человек.

Я повнимательнее рассмотрела коробки. Большинство из них были закрыты и заклеены скотчем, но некоторые он уже успел распаковать. На коробках черным маркером написано: «Ложь 1981–2011», «Правда 1981–2011», «Бойфренды 1989–2011», «Родственные связи Силчестеров», «Родственные связи Стюартов». Там была коробка «Друзья Люси» с папками «Школа», «Диплом», «Разное» и коробка с папками для каждого из моих мест работы. Коробка с надписью «Поездки» — и для каждого путешествия своя папка. Я бродила между ними, перебирала свою задокументированную жизнь, и передо мной возникали ее отдельные фрагменты. В этих коробках была я вся — все, что я сделала, люди, с которыми я общалась, места, где я побывала. С методичной скрупулезностью Жизнь собирал эти сведения и факты, он изучал и анализировал их, сопоставляя детали и вычленяя причины и следствия. Есть ли связь между тем случаем на заднем дворе школы и коротким неудачным романом, произошедшим двадцать лет спустя? Как повлиял неоплаченный счет на Корфу на историю с выпивкой, выплеснутой мне в лицо в престижном клубе Дублина? Надо признать, что напрямую повлиял. Словно ученый в лаборатории, Жизнь корпел над моей биографией, пытаясь понять, почему я поступала так, а не иначе, почему ошибалась, принимала верные решения, добивалась успеха и терпела поражения. Моя жизнь, работа всей его жизни.

— Миссис Морган считает, что надо избавиться от бумаг и перенести материалы на флешки, но я сомневаюсь. Я несколько старомоден. — Он застенчиво улыбнулся. — По-моему, в них так больше души.

— Миссис Морган? — изумленно переспросила я.

— Помнишь ее? Та американская дама, которую ты угостила шоколадкой. Она предложила мне свою помощь, сказала, что все занесет в компьютер, но в агентстве не хотят раскошеливаться, так что я потихоньку сам это сделаю. Тем более мне особо и заняться больше нечем, — улыбнулся он. — К тому же, как ты знаешь, многое я уже перенес в свой комп. О, ты будешь довольна — я приобрел себе новую модель. — Он показал мне компьютер у себя на столе.

— Но… но… но…

— Да, это ты точно подметила. — Он мягко усмехнулся. — Что тебя удивляет?

— Ничего, просто я, кажется, только сейчас до конца осознала, что я — твоя работа, твое дело. И только я?

— Ты имеешь в виду, стою ли на шухере только у тебя или у кого-то еще? — Он рассмеялся. — Нет, Люси. Я только твой кореш, твой единомышленник, твоя, если угодно, половина. Знаешь старую легенду, что у каждого имеется где-то вторая половинка… вот, это я. — Он неловко взмахнул рукой: — Будем знакомы.

Не знаю, почему это вдруг так потрясло меня, ведь я читала заметку в журнале, там все преподробно описано, есть фотографии. Но я все-таки не могла себе представить, до какой степени это обыденно, лишено магии и малейшего оттенка сверхъестественного. Впрочем, я с пяти лет не верю в чудеса и магию, за что надо сказать спасибо дяде Гарольду. Он уверял меня, будто незаметно украдет мой нос, но, когда под видом носа он продемонстрировал мне свой желтый прокуренный палец, торчащий из его кулака, я не обнаружила никакого сходства.