— Таких сильных, стойких людей я редко встречал.

Он завел мотор, машина тронулась с места.

— Давай проедемся немножко. Ты хочешь еще что-нибудь рассказать? Или лучше не надо?

— А больше и рассказывать нечего. Это все.

— Да, тут ничего не добавишь.

— Но я очень рада тебя видеть, Пол. С того дня в Риверсайдском парке прошло шесть лет.

— Семь, — поправил он. — Это было третьего апреля.

Машина свернула на восток, к Центральному парку, выскочила на Пятую авеню, где генерал Шерман на своем благородном коне по-прежнему вел армию к победе. Какой же юной и глупенькой была она, когда увидела эту статую впервые! Выпускница мисс Мери Торн. Город сверкал тогда бриллиантовой россыпью, таил в себе миллионы тайн: под обложками книг, за стенами больших каменных домов. Город был богат — музыкой и цветами. И сам мир раскрывался, распускался под ее жадным взглядом точно огромный тугой бутон.

— А тогда, давным-давно, ты пригласил меня на чай в «Плазу», — вспомнила Анна.

— Да, а ты не хотела принять шляпку, которую я для тебя купил. — Он улыбнулся.

— Как думаешь, хорошо или плохо, что человек не может знать свою жизнь наперед?

— Плохо, — быстро ответил Пол. — Если б знать, многое можно было бы сделать иначе.

— Ничего не сделаешь, все предопределено.

— А, метафизика! Знаешь, такое чувство, что я не был в Нью-Йорке тысячу лет! Лондон похож на величавую пожилую даму, а Нью-Йорк — на девушку, которая впервые собирается на танцы. Смотри, Анна! Мы едем по Пятой авеню! Правда, красота?

Он пытается меня отвлечь.

— Красота, если на душе легко и в кошельке что-нибудь имеется.

— А как нынче с этим делом?

— Лучше, но живем мы по-прежнему очень скромно. Каждый лишний цент Джозеф вкладывает в землю. Он говорит, что как только кончится депрессия, цены подскочат.

— Он абсолютно прав. Скажи, тебе надо быть дома к какому-то определенному часу?

— Нет, весь день в моем распоряжении. Джозеф обедать не придет, а Айрис собиралась к подружке, они вместе занимаются.

— Значит, ты проведешь этот день со мной. Я хочу узнать побольше об Айрис. Я хочу поговорить с тобой обо всем. Тебе нравится на взморье зимой?

— Я там зимой не бывала.

— Но там чудесно! Чайки и тишина! По-моему, шум океана — это тоже тишина, только особая.

Он свернул к туннелю.

— Поедем на Айленд. У меня там есть домик. Последние несколько лет я его сдаю, но в это время года он, разумеется, пустует. Погуляем вдоль берега, тебе это полезно.

На шоссе почти не было машин. Они катили мимо деревень, мимо увядших лугов.

— Ты спрашивал об Айрис. Она прекрасно учится, одна из лучших студенток в Хантере.

— А с мальчиками как? Она умеет веселиться, радоваться жизни?

— Не очень. Она застенчива, не уверена в себе. И считает, что некрасива.

— А на самом деле?

— Я захватила фотографию. Суди сам.

Пол свернул к обочине, затормозил. Несколько минут глядел на фотографию. Анна же рассматривала его, его резкий профиль, темные глубокие глаза. Что творится в его душе сейчас, когда он смотрит на эту девушку, плоть от плоти своей, девушку, с которой он даже незнаком?

Наконец Пол заговорил:

— Да, пожалуй, она действительно некрасива. Но лицо примечательное, в нем есть порода. Такие лица я встречал у знатных молодых римлянок, которых называют красивыми лишь потому, что они аристократичны и высокомерны.

— Вот чего не скажешь об Айрис! Как раз чуть-чуть высокомерия ей и не хватает.

«Аристократия, знать…» Джозеф называл ее в детстве королевой. Анна вздохнула.

— Она безумно похожа на мою мать, — продолжал Пол.

— Да, но у твоей матери и вправду были порода и уверенность в себе. А я не смогла наделить этим Айрис.

— Уверенность вряд ли можно передать по наследству.

— Я думаю, можно. Но… мне всегда было с ней непросто. Я ведь тебе рассказывала.

— А он… что думает он?

— О, Джозеф думает, что на Айрис свет клином сошелся. Он совершенно не замечает ее недостатков, считает, что она — само совершенство. Никто так не боготворит свою дочь… — Она внезапно замолчала.

Пол снова завел машину, и они покатили дальше, меж безлюдных побуревших лугов и редких уже деревень — к первозданному спокойствию земли и воздуха.

— Как бы я хотел ее увидеть, — произнес он. — Часть меня самого живет на свете, думает, чувствует, и эти мысли и чувства, быть может, похожи на мои… А я совсем ее не знаю. — Анна не ответила, и он продолжил: — В тот день, когда я узнал правду, ты ушла, а я просидел на скамейке до темноты. Не было сил. Помню, я пытался как-то разобраться в собственных мыслях, пытался понять, что мне положено в этот миг чувствовать и что я чувствую на самом деле.

— Разобрался?

— Да нет, и по сей день не разобрался. Что может чувствовать человек по поводу… биологической случайности? Могу ли я любить ее, если я видел ее всего один раз — пять минут за всю жизнь? — Он говорил с горечью. — И все же, когда я думаю об этом чуде, о том что она — наша, что она — это мы с тобой, сложенные вместе, я люблю ее… Ох, Анна! Я так мечтал получить от тебя весть, я так ждал короткой записки: «Я передумала». Но ее нет и нет.

— Пожалуйста, не надо, — прошептала Анна.

Он бросил на нее быстрый взгляд:

— Хорошо, не надо. Тебе и без этого тяжело. А я хочу, чтобы сегодняшний день был для тебя легким, чтобы на душе немного посветлело.

Они остановились на единственной улочке опрятной деревушки: типичные для Новой Англии домики под сенью кленов — двухэтажные спереди, одноэтажные сзади, — белая дощатая церковь с колоколенкой; полукруглые, открытые для обзора витрины магазинчика с книжками, тканями и импортными продуктами.

— Здесь очень мило, правда? — заметил Пол. — Замкнутый искусственный оазис посреди закопченного, грязного мира. Все для избранных, все — не как в жизни. И честно сказать, мне это по душе. Во всяком случае, летом, месяца на два, не дольше.

Улица пустынна: одна-две машины, несколько прохожих. Судя по всему, деревенька пребывает в зимней спячке и проснется не раньше конца мая, на День поминовения.

— Зайдем-ка, купим чего-нибудь поесть и поедем дальше.

Продуктовый магазинчик сиял, точно лавка ювелира. Пол подхватил металлическую корзинку, быстро и решительно наполнил ее и отнес к продавцу.

— Ты набрал еды на шестерых! — запротестовала Анна. Он купил несколько сортов холодного мяса, сыр, крекеры, пирог, фрукты, консервированные артишоки, баночку черной икры, бутылку вина и длинную французскую булку.