— Фу-у, блин, — все еще скалясь, проговорил Борька и тут же насторожился. Откуда-то с севера слышались звуки боя, и небо там было окрашено всполохами разрывов. — Чего это там?

Бабл, который всегда первым оказывался в курсе всего происходящего, снисходительно махнул рукой.

— А-а-а, это наши танкеры узкоглазым жару поддают. Там, километрах в двадцати отсюда, нахоженный перевал, и сразу после него долинка, там река изгиб делает… так китаезы сосредоточили там что-то около пяти дивизий. Прямо как сельди в бочке. Ни сесть, ни пернуть. А местность там довольно пологая. Для наших танков вполне проходимая, а вот для ихних не особо — мощи не хватает. Так что наши им сейчас там жару дают. — Бабл прислушался. — Гляди-ка, похоже, там и самолеты? Слышишь звук, как у наших «горбатых», да и «вакуумники» вроде как только они могут носить… Убей меня бог, их там сейчас хорошо мочат «вакуумниками». Вот сейчас, слушай…

Борька молча кивнул.

Он не знал, что ради обеспечения авиационного прикрытия операции, без которого по всем расчетам выходило, что имперские войска будут уничтожены, не выполнив своей задачи, в три часа после полуночи были частично отключены на шесть часов батареи излучателей на трех орбитальных платформах, перекрывавших этот регион. Никто и подумать не мог, что это кратковременное отключение ввергнет мир в такую катастрофу, какой он еще никогда не видел.

В наушниках послышался сигнал тон-вызова и только тут Борька обратил внимание, что на экранчике его коммуникатора горит индикатор самого верхнего уровня сети. Блин, так вот почему он во время боя всю дорогу слышал и комбрига, и Атгериева, зато совсем не слышал голосов взводного и сержанта. Похоже, после того доклада о результатах разведки он так и не удосужился переключиться на пару ступеней ниже, в ротную сеть. Впрочем, сейчас это было уже не важно.

Бабл сплюнул на землю и мотнул головой.

— Ну че стоишь, пошли, взводный зове… — Он не договорил, потому что под их ногами задрожала земля. Несколько мгновений она ходила ходуном, а затем вдруг успокоилась. Борька, все это время едва державший равновесие, выпрямился и удивленно произнес:

— Что это было?

Бабл, который не удержался на ногах и чувствительно приложился о землю, сел, потряс головой и как-то тихо, с тоской, ответил:

— Не знаю, но чует моя жопа, что это был полный пи… ц!

— «Латники», сэр… приказывают остановиться.

Клайд наклонился вперед и, высунувшись из-за плеча водителя, уставился на дорогу. «Латник» был один. И выглядел совершенно обычно. То есть сейчас, через два месяца после того как союзнические войска пересекли границы Империи, Клайд мог сказать себе, что этот «латник» выглядит как обычно. А в первый раз… И Клайд припомнил, как он в первый раз услышал о «латниках».

Это произошло спустя неделю после начала вторжения. Клайд уже готов был поверить в то, что самое страшное позади и больше русские не преподнесут им никаких сюрпризов. Просто потому, что не успеют.

Тем более что сначала все шло просто великолепно.

Они довольно быстро оправились от шока, вызванного русскими спутниками, и через два дня маршевые колонны вновь двинулись вперед. Они набрали лихой темп, за сутки буквально пролетая сотни километров (что было во много раз больше того, что они ожидали при планировании операции), и при такой скорости передвижения передовые части должны были выйти на окраины русской столицы через три, максимум четыре дня. Но потом движение колонн резко замедлилось. Хотя для этого как будто не было никаких особых оснований.

Противник по-прежнему не оказывал почти никакого сопротивления, и сообщений об обнаружении крупных сил имперских войск по-прежнему не поступало. Кое-где, правда, внезапно обнаружились мелкие отряды, начавшие слегка покусывать победоносные союзнические войска, но общие цифры потерь были до смешного малы. Состояние дорог, по которым передвигались войска, также было вполне удовлетворительным. Конечно, они по-прежнему не имели доступа на трансконтинентальную автостраду, но дороги, шедшие по поверхности земли параллельно ей, вполне позволяли держать очень высокий темп наступления. Однако скорость продвижения стала падать, причем необоснованно быстро. К исходу седьмых суток с начала вторжения вдруг пришли сообщения, что соединения, до того дня продвинувшиеся наиболее далеко в сторону Москвы и Санкт-Петербурга, вдруг вообще остановились.

Дивизия генерала Брейди за предыдущие сутки продвинулась на тридцать три километра. А дивизия генерала Аргенса, прежде демонстрировавшая прямо-таки рекордные темпы, за это же время преодолела всего пятнадцать километров, умудрившись при этом потерять несколько «Паттонов». Ну а в следующие двое суток ни один танк, ни одна БМП этих соединений вообще не двинулись с места. Клайд затребовал сводку потерь, но все потери относились к тому дню, когда им удалось хоть и немного, но продвинуться вперед, да и потери эти, если абстрагироваться от существующего положения дел, были не так уж велики. У Аргенса — девять «Паттонов» и четыре человека. А у Брейди вообще всего две БМП. Правда, одним из убитых оказался капитан Грейси, командир роты разведывательных танков. Он стал первым офицером, погибшим в этой кампании. Но после гибели Грейси никаких потерь не было, и все же, невзирая на прямые приказы командования, за два следующих дня ни одна боевая машина не продвинулась вперед ни на метр. Это было странно. И Клайд решил на месте выяснить, в чем дело.

До дивизии Аргенса он добрался в семь сорок вечера. Там его уже ждал его любимый «хаммер» (слух о странной любви помощника Президента по национальной безопасности к этому старью прошел по всему фронту), но самого Аргенса не было. Как доложили Клайду, он уехал в притормозившую передовую бригаду разбираться в обстановке. Клайд подождал полчаса, но радиосвязь снова отказывалась работать, а телефонный кабель до штаба той бригады пока не протянули, так что Клайд решил больше не ждать у моря погоды, а отправиться вслед за Аргенсом и разобраться со всеми неприятностями непосредственно там, где они имели место быть.

С Аргенсом они разминулись. Когда «хаммер» с Клайдом и «джипы» с охраной добрались до злополучной бригады, командир дивизии уже уехал. Впрочем, он был Клайду не очень-то и нужен, поскольку Клайд и сам уже находился там, где надеялся получить ответы на свои вопросы.

Командира бригады они обнаружили в штабе. Крепкий высокий генерал с квадратной фигурой и коротко стриженным ежиком тронутых сединой волос сидел над картой в компании… с бутылкой русской водки. Рядом стояло блюдце, на котором были аккуратно разложены тонко нарезанные ломтики сала и кружочки соленого огурца. Это зрелище показалось Клайду таким странным, что он замешкался на пороге в нерешительности: стоит ли вообще входить. Он не имел чести лично знать бригадного генерала Найтвуда, но, по отзывам, это был настоящий военный, добрый служака, живая иллюстрация к образу крутого американского вояки, созданному голливудскими боевиками. Уж его-то Клайд меньше всего ожидал увидеть в обнимку с бутылкой. И вот такой пассаж.