– Эй, ну подожди еще секундочку! – взмолился Марк, раздосадованный, что его лишили возможности понаблюдать за сценой секса.

– Ты еще маленький, – ответил Роберт и покатил друга к дверям.

Лишь пустые трибуны могли наблюдать за актом настоящей любви.

***

Он привычным жестом обмотал манжету вокруг предплечья. Знакомое выражение задумчивости, которое передавали нахмуренные брови и сползающие на нос очки, возвращали в одноместную палату с облупленными стенами и решеткой на окне. После ежеутреннего осмотра всегда следовала прогулка в аллее возле ручья. Это был самый долгожданный момент каждого дня – вдохнуть полной грудью свежим утренним воздухом, пышущим свободой. А если ночью шел дождь, воздух наполнялся окрыляющим сладковатым ароматом азота, от которого хотелось летать.

Нина уже и забыла, как радовалась таким мелочам, когда жила в лечебнице. Сегодняшняя жизнь была гораздо сложнее, замысловатее, загадочнее, и потому ее хотелось изучать бесконечно.

Мужчина сосредоточенно вслушивался в пульсацию через стетоскоп, словно пытался уличить этот ритмичный стук в обмане. Нину это забавляло. Подозрительность – его второе я. Благодаря этому качеству он и раскрыл ее секрет. Довольный результатом после измерения давления доктор Ян Калев снял манжету с Нины и принялся изучать распечатанные результаты анализов и ЭКГ вчерашнего обследования в центральной больнице, который Нина прошла по его требованию.

После событий в Хаммель-Гарден Ян немедленно возник на горизонте Эрика с требованиями доказательств того, что с Ниной все в порядке. Год назад Эрик бы приложил все усилия, чтобы сокрыть истинное положение вещей и уверить старого друга в том, что Нина цела и невредима на все сто процентов. Но Эрик совершенно откровенно раскрыл все карты, не тая никаких мелочей.

Через некоторое время Ян понял, почему. Слишком далеко зашло все у этих двоих: Нина погрязла в делах кампании по самые уши, а Эрик погряз в любви к ней по самую макушку.

Пока Ян сосредоточенно вчитывался в непонятные буквы и цифры, Нина не могла скрыть улыбку от того, насколько милым он был. Нисколько не изменился за этот год, все такой же искренний и добрый, в меру серьезный и обеспокоенный. А смотреть на него в своей комфортной личной спальне было гораздо приятнее, чем в узкой коморке в психлечебнице.

Изучив результаты последнего детального обследования, Ян готов был выдать вердикт.

– Должен сказать, я удивлен, – произнес он, сняв очки. – Немного не достает гемоглобина до нормы и присутствует привычная синусовая аритмия, но это – самое страшное из диагнозов.

Вспоминая то безумное количество осложнений, которые вызывали антипсихотики, включая нарастающий отказ внутренних органов, с которыми врачи боролись целым отрядом из пилюль, исцеление Нины казалось чем-то сверхъестественным.

Эх, если бы Ян знал подробности событий за последний год, он бы легче воспринимал необъяснимые явления, происходящие вокруг имени Нины.

– Как давно ты перестала принимать таблетки? – Ян решил, что, раз Нина победила, то пришло время поговорить начистоту.

Нина чуть помялась, но потом приняла предложение Яна раскрыть карты.

– В тот же вечер, – ответила она.

Обеспокоенный смертью Лидии, Ян тогда прочитал целую нотацию о необходимости всеми средствами купировать эту необъяснимую мозговую активность Нины, заставляющую людей причинять себе вред.

– Прости, Ян. Но я чувствовала, что так будет правильно.

Ян воздел руки в воздух в жесте сдающегося.

– Я нисколько не виню тебя. Ты рискнула и победила. Можешь пить шампанское…детское разумеется. Потому что никакого алкоголя, да?

Нины засмеялась.

– В мое совершеннолетие ты хотя бы разрешаешь мне пить шипучку. Это уже прогресс!

– Того гляди, к тридцати сможешь понюхать шардоне.

Оба рассмеялись. Нина обожала Яна за его постоянную опеку над ней. Она была особенной. Ян немного напоминал ей заботливого отца, отпустившего свою дочурку в университет в другом городе. Ему больно от расставания с ней, но он понимает, что так надо, ведь только так она вырастет и станет достойным взрослым человеком, которым он впоследствии будет гордиться.

Однажды Нина поняла, что, несмотря на то, что она – сирота, у нее все равно есть семья. Причем огромная! Ян – ее отец, Эрик – супруг, Дэсмонд – грозный старший брат, Мия – безумная старшая сестра, Роберт – вечно недовольный и ворчащий дядя, а Изабелла – гулящая тетя, чьи похождения обсуждаются за каждым ужином. Нина любила свою семью. Нина, наконец, чувствовала себя счастливой.

– Скажи, а как ты справляешься в психическом плане?

Нина с наслаждением уставилась в его глаза цвета хвойного леса.

– Зрительные или слуховые галлюцинации? Кошмары? Когда был последний приступ? – Ян был дотошным, как всегда.

– Я иногда слышу Их, но только, когда захочу, – ответила Нина.

После событий в Хаммель-Гарден два месяца назад Нина больше не могла принимать решение сама. Эрик стал неотъемлемой частью всех сторон ее жизни, и первым сообщил ей о том, что больше не хочет прибегать к ее услугам. Разумеется, она может, как обычно, лезть к нему в голову и даже в головы других людей, она может дрейфовать по волнам времени, занося себя то в будущее, то в прошлое, но главное условие – не глубоко.

– Оставайся всегда здесь, рядом со мной. Я не хочу больше терять тебя там в безднах за границей реальности. Я вижу, как это тяжело, сколько сил это отнимает, и мне это не нужно. Пообещай, что больше не будешь нырять так глубоко, – сказал тогда Эрик.

Они лежали на кровати, когда Нина еще носила швы на ребрах после ранения. Она искала Монстров или хотя бы Их следы, чтобы понять, почему Они вдруг стали такими призрачными, а потом все поняла. Стук сердца Эрика раздавался под самым ухом, пока Нина лежала на его груди, и этот стук не имел стоимости. Он был бесценен. И принести в жертву Монстров со всеми способностями и талантами, которыми Они одаривали ее, было легко во имя Эрика.

Она возразила тогда, напомнив, что без ее усилий они бы не нашли Пастаргаев, не перетянули бы Виктора на свою сторону, а резня в Хаммель-Гарден произошла только из-за того, что она отключила свой радар, как того хочет Эрик. На что он ответил ей, что она слишком много на себя берет.

– Твои прекрасные глаза неспособны остановить армию, вооруженную боевыми машинами и гранатометами.

– Но я могла бы спасти хоть кого-нибудь.

– В этом и вся суть, Нина. В спасении нет понятия «достаточно». Даже если бы ты спасла десять человек или сотню, ты бы винила себя за то, что не спасла остальных.

Нина промолчала тогда. Она не хотела признавать правоту Эрика. Эта правда была чересчур горькой. Она пахла трупной гнилью тел Амелии, Фидо, Джака…

– Я хочу, чтобы ты больше жила для себя. Чтобы ты получала удовольствие от жизни, радовалась мелочам, набирала новые впечатления. Я хочу, чтобы ты увидела, как прекрасна жизнь, чтобы ты не боялась ее и уж тем более перестала ненавидеть.