Я пригубил вновь наполненный стаканчик.

— Завтра попробуем составить план, как реабилитировать жеребца в глазах всего мира. Подобьем цифры, поглядим, какова примерная сумма общего ущерба, прикинем временную шкалу возмещения. Не могу обещать, поскольку последнее слово не за мной, но если банк в конце концов получит обратно все свои деньги, он скорее всего будет уступчивей насчет сроков.

— Спасибо вам, — сказал Оливер, пряча чувства под воинской сдержанностью.

— Честно говоря, — сказал я, — для нас полезнее выручить вас, чем разорить.

Он скупо усмехнулся.

— Банкир до последней капли крови.

Из-за того, что лестницы стали для меня непреодолимым препятствием, я спал на диване, на котором прикорнула в свой последний полдень Джинни, и мне снилась она. Она шла по тропинке навстречу мне, и лицо у нее было счастливое. Не то чтобы вещий сон, но я проснулся с острым чувством недавнего горя. Большую часть следующего дня я думал о ней, вместо того чтобы сосредоточиться на прибылях и убытках.

Вечером позвонила Урсула. В ее мощном голосе я услышал торжество и подспудное изумление.

— Вы не поверите, — сказала она, — но я уже нашла в Ньюмаркете три беговых конюшни, где он работал прошлым летом и осенью, и в каждом случае одна из лошадей болела!

Поверить мне ничего не стоило, и я спросил ее, чем болели лошади.

— У всех была кристаллурия. Это кристаллики...

— Я знаю, что это такое, — сказал я.

— И... Это совершенно неправдоподобно, но все три были из конюшен, которые в прошлом посылали лошадей к Кальдеру Джексону, и этих послали точно так же, и он тут же их вылечил. Двое тренеров сказали, что они на Кальдера молиться готовы, он многие годы лечит их лошадей.

— Работника звали Шон?

— Нет. Брет. Брет Вильямс. Все три раза одинаково.

Она продиктовала адреса конюшен, имена тренеров и сроки (приблизительные), когда Шон-Джейсон-Брет там работал.

— Вы просто чудо, — сказал я.

— У меня такое чувство, — ее энтузиазм несколько поутих, — что вы от меня именно это и ожидали услышать.

— Надеялся.

— Но причастны такие люди, не могу поверить.

— Поверьте.

— Но Кальдер... — запротестовала она. — Он не мог...

— Шон работал на Кальдера, — сказал я. — Все время. Постоянно.

Везде, куда бы он ни нанимался, он фабриковал пациентов для Кальдера.

Она так долго молчала, что я не выдержал.

— Урсула?

— Я здесь, — отозвалась она. — Вы хотите, чтобы я продолжала с фотографиями?

— Да, если можно. Найдите его.

— Веревка по нему плачет, — угрюмо сказала она. — Сделаю что смогу.

Она повесила трубку, и я пересказал Оливеру все, что от нее услышал.

— Брет Вильямс? Здесь он звался Шон Вильямс.

— Почему вам пришлось его нанять? — спросил я.

Оливер нахмурился, вспоминая.

— Понимаете, хороших работников найти нелегко. Можно давать объявления хоть до посинения, и все равно откликаются только третьесортные, а то и хуже. Но Найджел сказал, что после собеседования Шон ему понравился, и он назначил ему месяц испытательного срока. А уж после этого мы ухватились за него обеими руками и были очень довольны, когда он опять позвонил в этом году, потому что он ловок и опытен, и уже знает работу, и вежлив, и табельщик хороший...

— Образец, — сухо заметил я.

— Как работник — да.

Я кивнул. Он должен был изображать образец, поддерживать иллюзию чести, истовую веру всех предателей. Я сопоставил все эти затейливые имена и подумал, что он, должно быть, считал себя кем-то вроде крутого героя, великого разведчика; играют в свои фантазии, день за днем выполняя работу, чувствуя превосходство над нанимателями, которых он с презрением надрал. Он мог вложить капсулу в полую сердцевину яблока и, пару раз откусив для убедительности, скормить то, что выглядело как огрызок, своим жертвам. Никто ничего не заподозрит: нет причины.

Я опять заночевал на диване, и на следующее утро Оливер позвонил старшему инспектору детективу Вайфолду и попросил его приехать в усадьбу.

Вайфолда потребовалось уговаривать; наконец он неохотно согласился и чуть не сделал поворот на 180 градусов, когда в конторе Оливера увидел меня.

— Ну, нет. Слушайте, — заупрямился он, — мистер Эктрин уже достал меня своими идеями, и у меня просто нет времени...

Оливер его перебил:

— Сейчас у нас есть не только идеи. Гораздо больше. Пожалуйста, выслушайте. Мы отлично понимаем, что вы очень заняты из-за всех этих бедных девочек, но по крайней мере Джинни вы сможете из этого списка исключить.

Вайфолд наконец соизволил присесть, принял чашечку кофе и выслушал все, что мы имели сказать. И мы расписали ему в цветах и красках, что именно произошло, и его нетерпеливое раздражение рассеялось и сменилось сосредоточенным вниманием.

Мы передали ему копии анализов Пен, имена нанимателей «Брета» и оставшиеся десять фотографий Рикки. Он мельком глянул на них и сказал:

— Этого конюха мы допрашивали, но...

— Не его, — сказал Оливер. — Это фотография мальчика, который кажется очень похожим на него, если вы близко с ним не знакомы.

Вайфолд поджал губы, но кивнул.

— Весьма похож.

— Мы считаем, что именно он мог убить Джинни, даже если нет никаких доказательств, — сказал Оливер.

Вайфолд принялся сгребать в кучу наши бумаги.

— Мы, разумеется, пересмотрим направление расследования, — сказал он, окинув меня неласковым взором. — Если вы, сэр, оставите изыскания в приемной Кальдера на долю полиции. Кальдер Джексон, должно быть, ждал подходящего момента, чтобы избавиться от портфеля Яна Паргеттера и прочих вещественных доказательств. Любители всегда неправильно обращаются с такими вещами. — Он выразительно покосился на мой костюм из пластыря. — Лучше оставьте это профессионалам.

Меня это откровенно позабавило, но Оливер просто задохнулся.

— Вам оставить? — возмущенно сказал он. — Тогда ничего бы не нашли... или нашли бы слишком поздно и не спасли мой бизнес.

Выражение лица Вайфолда ясно говорило, что спасение бизнеса не входит в число его первоочередных задач, однако, напомнив, что проникновение со взломом и похищение медикаментов есть состав преступления, он придержал дальнейшее неодобрение про себя.

Он уже собрался уходить, когда опять позвонила Урсула и так возбужденно кричала в трубку, что Вайфолд мог слышать почти каждое ее слово.

— Я в Глочестершире, — кричала она. — Я подумала, что можно зайти с другого конца, если вы меня понимаете. Я вспомнила, что у Бинти Рокинхэм Кальдер чудесным образом исцелил совершенно потрясающего коня. Это был участник трехдневных соревнований, и он так ослаб, что еле ковылял. Так что я приехала к ней сюда, спросила, и знаете что?