Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ба, знакомься, — «чертёнок» опустил старушку на пол и подвёл ко мне. — Жена моя, Сандра!
Старушка глянула на меня, всплеснула руками так же, как мама Джека, и покачала головой:
— Ай-яй-яй, Джакобо, взял ребёнка из ясель и уронил, да? Он уронил тебя, девочка? Я знаю, он разбойник, сам всегда с шишками в детстве бегал, решил и тебя одарить. Давай ему сдачи, если что! Вот так, — бабулька шлёпнула Джека по попе, а я подумала, что за ухо она его точно не оттаскает — не дотянется.
Я засмеялась, Джек и бабулька тоже. Она сморщила гримаску и сказала:
— Зови меня Хуанита.
— Нет, зови её бабушка, — рявкнул Джек.
— Я сама решу, не умничай! — выпятила губу бабулька. — Ты, Жако, своим подчинённым будешь указывать. Я — Хуанита.
— Бабушка!
— Что вы напали на бедную девочку? Мама, Джакобо! — вновь появилась в поле моего зрения мама Джека и подала мне бокал с чем-то молочным. — Попей, доченька. Моя пина колада лучше, чем в ресторанах. Охладись с дороги. Пина коладу придумали здесь в Пуэрто-Рико!
Джек тотчас забыл о споре. Подскочил ко мне, приподнял на подушки.
— Немножко посиди, балерина, совсем чуть-чуть, а потом лежать. Я отнесу тебя в нашу спальню.
— А что же с твоей женой? — спросила бабушка. — Неужто и правда уронил?
— Врач сказал лежать, — обернулся к ней Джек. — Мы в аварию попали. Сотрясение мозга, и угроза прерывания беременности. Моей девочке только лежать, неделю минимум, а там как врач скажет.
Две женщины уставились на нас, расширив глаза, которые за секунду наполнились светом самых разных чувств. Но руками они вновь всплеснули одинаково.
— Внучечка?! Правнук?! Что же ты сразу не сказал, разбойник?! Анхелита, доченька, Джакобо, сынок! Радость-то какая! — кричали они на два голоса на английском с гортанным акцентом.
— Он любит сюрпризы, — сообщила я и пригубила сладкий напиток: кокосовые сливки, лёд и ананас — божественное сочетание! — О, как вкусно, спасибо!
Бабушка шлёпнула Джека полотенцем.
— Беречь надо жену с ребёнком, разбойник! А он, беременную, в аварию! Сколько раз говорила — не гоняй, бешеный чёрт!
— Он не виноват… — вставила я.
— Раз с тобой был, значит, виноват! — буркнула старушка, улыбнулась мне, а Джека опять огрела полотенцем от души, словно москита убила: — Жену беречь должен!
— Я знаю, ба, — посерьёзнел Джек и распрямился во весь свой богатырский рост. — И потому полагаюсь на вашу помощь. Ни одна самая дорогая медслужба не сравнится с заботой родных. Мама, бабушка, очень надеюсь на вас! Моим ангелам нужна ваша помощь. Забота. Любовь. Чтобы больше ничего не случилось! И даже, если в чём-то не сойдётесь, ни одного плохого слова, ни одного дурного взгляда, договорились? Я Сандре обязан жизнью. Она маленькая, но сердце большое, верное, чистое! Душа — кристалл. Вы сами узнаете и влюбитесь в мою Сандру, как я. Раз и навсегда! Ради меня, бабушка, мама, она сотворила не одно чудо. И пострадала из-за меня. Я признаю.
Мне стало неловко, я потянулась и коснулась его ладони.
— Не стоит, Джек…
— Стоит. — Он нежно погладил мои пальцы. — Любите её, как меня. Даже больше. Я знаю, вы умеете. Вы особенные! И берегите! Есть, от кого беречь.
В ответ обе женщины обняли его с двух сторон, а я расплакалась. Все переполошились.
— Что такое? Что, Сандра? Тебе плохо, девочка? Что-то болит?
Три пары очень разных карих глаз смотрели на меня с беспокойством и любовью.
— Ничего… — всхлипнула я. — Это я от счастья…
Как же хорошо!
* * *
А потом Джек носил меня на руках по дому-дворцу.
— Это гостевая спальня. Это бабушкина, это мамина. А тут детскую Паблито сделаем — светлая, большая, да? А это наша будет, но пока на первом этаже разместимся, а то дом старый — ему триста лет, и лифта нет. Только вон видишь, туба — это для подъёма завтрака прямо сюда. Тебе с ножкой не нужны лестницы. А эта комната тебе будет, чем хочешь тут и занимайся, хоть блогами, хоть йогой.
— Какая йога! — засмеялась я и выпрямила ногу в турбокасте. — Это ещё не скоро.
— Всё равно же будет. Ты быстро поправишься, — уверенно сказал Джек. — Гостевые спальни в западном крыле потом покажу. А вот смотри: прудик. Японские карпы кои. Глянь, как уютно: вышел из столовой, сел на деревянный мостик и можно над водой ногами поболтать, а можно и окунуться.
Джек присел на деревянную дорожку над маленьким искусственным прудом, удерживая меня на руках, как ребёнка. Удивительно, но всё вокруг дома жило с всплесками воды — она бежала по канальчикам между площадками, окаймляла веранду, завершающуюся другим искусственным водоёмом, над которым склонили широкие листья тропические лианы. Как разумно в этом жарком климате!
На более низком уровне сада, за тремя шезлонгами под широким зонтом раскинулся большой, метров на двадцать, плавательный бассейн с выступающей эркером зоной джакузи. С ума сойти! Это наш дом!
В пределы моего разума сия данность не вмещалась. Что всё это великолепие — просто дом, в котором просто живут люди. И я теперь… Парк, лужайки, крупные, глядящие факелами в небо цветы имбиря, ананасы, усеянные розовыми, красными, оранжевыми граммофончиками треспезии, горы на горизонте. Всё, будто подкрашенное до высокого уровня яркости в фотошопе. Тут нашему малышу не просто можно будет в земле копаться, но играть в индейцев, партизанов и казаков с целой армией друзей…
В прудике прямо под окнами столовой плавали между лотосами красно-жёлтые рыбины, жирные и, кажется, довольные жизнью.
— Они не кусаются, — продолжил Джек. — Мама говорит, что карпы водились, ещё когда она тут горничной работала в молодости.
— Горничной?! Тут?!
— Ага, а отец строил вон ту колоннаду в саду, за банановыми деревьями, видишь? Он был не только каменщиком, строил всё подряд, они ещё женаты не были, тут и познакомились.
— Но как этот дом стал твоим? Или маминым? И почему на него не претендовала Моника?
Джек пожал плечами.
— Это часть наследства. От сеньоры Эвы Ортис де ла Вега. Помнишь, я говорил? Это она потом пригласила маму в Нью-Йорк работать, и похлопотала за ферму в Лэнгли, когда я связался с плохими парнями.
— Но почему она оставила его тебе?! Это твоя дальняя родственница?
— Нет, у неё была дочь и внучка, но они не общались. Рассорились раз и навсегда давным-давно. Странные люди! Как так можно?! Сеньора Эва была, конечно, старушкой с причудами. Шутила, что оставит имение своему псу, Ниньо, а потом — бац, и оставила всё мне. Сюрприз-сюрприз! Мама работала у неё все последние годы, лет пятнадцать, наверное. Да нет, все двадцать!
— Почему тогда не твоей маме сеньора Эва наследство оставила?