Стук в дверь заставил ее подняться. Это оказался посыльный с пакетом для нее.

– Я должна расписаться? – спросила она.

– Нет, мэм.

– Отлично, – улыбнулась она. – Благодарю.

Она закрыла дверь и устало вернулась к кровати. Присела на край, держа пакет и глядя на экран, на котором возникло лицо Уолтера Кронкайта. Она возилась с тесемкой, перетягивавшей пакет, когда началась передача.

– Некоего рода бомба подорвет кампанию Хэйдона Ланкастера на сегодняшних праймериз в Огайо, – проговорил Кронкайт. – Когда в информации, попавшей в прессу из неназванного источника, высказалось это предположение, по неизвестным причинам Ланкастер был готов отказаться от борьбы за выдвижение президентом от Демократической партии. Петер Уинстон расскажет подробности.

– Хэйдон Ланкастер, кажется, удивлен этим слухом, – заявил репортер, – и шутил с прессой по этому поводу.

Тесс увидела знакомую улыбку мужа и ощупала пакет.

– Если я соберусь выйти из игры, – сказал Хэл толпе оживленных журналистов, – я лучше сберегу этих жареных цыплят на неделю и возьму их домой жене.

Озадаченная Тесс взглянула на содержимое пакета. Внутри лежал единственный листок бумаги, заполненный печатными заглавными буквами, и пачка фотографий восемь на десять дюймов. Репортеры все еще задавали вопросы Хэлу, когда Тесс прочитала послание.

«У ВАС НЕДЕЛЯ, ЧТОБЫ УБЕДИТЬ ВАШЕГО МУЖА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ БОРЬБЫ, МИССИС ЛАНКАСТЕР…»

Слова не имели смысла. Тесс снова посмотрела на экран телевизора.

– Вопреки странному слуху, который, кажется, сразу подхватили все средства информации, – продолжал репортер, – Ланкастер провел в Огайо деловой напряженный день, выступая перед группой фермеров ранним утром и на конференции профсоюзов в полдень. Перед воодушевленной публикой Ланкастер развил тезисы своей кампании о том, что в смутные времена, в которые мы живем, лидеры должны проявлять терпение и стремиться к трезвым суждениям, а не крайним реакциям, преобладавшим в период «холодной войны»…

Звучавшие слова сливались для Тесс в монотонный гул, когда она вновь вернулась к посланию у нее в руках.

«…ОДНА НЕДЕЛЯ, ЧТОБЫ УБЕДИТЬ ВАШЕГО МУЖА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ БОРЬБЫ, МИССИС ЛАНКАСТЕР, ЕСЛИ ВАМ ЭТО НЕ УДАСТСЯ, СУЩЕСТВОВАНИЕ, ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ВСЕ, ЧТО ОТНОСИТСЯ К ЕГО НЕЗАКОННОРОЖДЕННОМУ РЕБЕНКУ, БУДЕТ ПЕРЕДАНО ПРЕССЕ. ОТЦОВСТВО МОЖЕТ БЫТЬ ДОКАЗАНО, МИССИС ЛАНКАСТЕР, ЕСЛИ ВЫ СОМНЕВАЕТЕСЬ, ХОРОШЕНЬКО РАССМОТРИТЕ ВЛОЖЕННЫЕ ФОТО».

Тесс побледнела. Руки как будто примерзли к коленям. Она взглянула на экран, где машущий рукой Хэл приветствовал членов профсоюзов. Затем она отложила послание в сторону и принялась рассматривать фотографии.

На них был маленький мальчик лет четырех-пяти. Две фотографии были крупнозернистыми и плохого качества. Но остальные представляли собой роскошные портреты крупным планом, передающие не только выражение лица, но и внутренний мир ребенка.

Тесс уставилась на изображение. Мальчик был красивый. Тонкие черты лица и удивительно темные глаза, глядящие в камеру с трогательной невинностью. Где-то в этих глазах таился теплый юмор вместе с преждевременной мужской нежностью и меланхолией, на которые было почти невыносимо смотреть.

Да, он ребенок Хэла. Тесс поняла это с первого взгляда.

Можно было смотреть на фотографии под различными углами и узнать сотню разных вещей об этом мальчике, но все они с потрясающим единодушием доказывали, что это ребенок Хэла. Это подтверждалось не только разительным сходством линии подбородка, бровей, темных глаз и формы носа. Его взгляд не оставлял никаких сомнений. Эта уникальная комбинация искренности и загадочности могла исходить только из одного источника.

Тесс смотрела на сына Хэла.

На экране телевизора «Новости Си-Би-Эс» перешли к следующему сюжету. Тесс переключилась на другой канал и на краткий миг увидела Хэла, направлявшегося от лимузина в здание и остановившегося с группой репортеров.

– Это правда, что вы собираетесь выйти из борьбы, сенатор? Хэл ухмыльнулся:

– Спросите об этом лучше мою жену, – ответил он. – Она уже давно отговаривает меня от борьбы за Белый дом. Если она решит посадить меня под домашний арест, у меня не будет выбора. Я никак не научусь говорить ей «нет».

Хэл парировал наиболее острый вопрос уверенно, сказав репортерам, что кампания без драматических обострений – это не кампания, но заверил, что за данной историей ничего не стоит и он будет бороться до конца.

Стараясь овладеть собой, Тесс вновь посмотрела на фото и задумалась над тем, что их появление совпало со странной утечкой информации, которую пресса подбросила Хэлу. Это не было простым совпадением.

Положение было трудным, и она сознавала это. Постоянно на протяжении жизни сталкиваясь с катастрофами и участвуя в кровавых битвах, она так отточила инстинкт самосохранения, что моментально чувствовала, когда приближавшийся враг целился в ее уязвимое место. Теперь наступил как раз такой момент. Но жертвой могла стать не она одна, но и Хэл.

У ВАС ОДНА НЕДЕЛЯ…

Тесс набрала воздух в легкие. Эмоции внутри нее рано или поздно найдут себе выход. Она понимала, что на ее долю выпадают огромные страдания. Но сейчас имело значение только одно: найти оружие против угрозы, которая смотрела им в лицо. Для этого требовалось мобилизовать весь свой резерв, всю изобретательность.

Она встала, убавила звук телевизора до минимума и подняла телефонную трубку. Она вызвала отель Хэла в Колумбусе. На звонок ответил какой-то помощник, сказав ей, что ни Хэл, ни Том Россмэн еще не вернулись после дневных интервью. Как только они придут, он передаст, чтобы Хэл позвонил ей.

Не кладя трубки, Тесс назвала оператору междугородный номер. Она держала пальцы скрещенными, когда раздался звонок.

Подняв трубку, она услышала знакомый голос.

– Рон, – проговорила она. – Слава Богу, ты на месте. Это я. Послушай, у нас трудности.

Молчание.

– Я думаю… Я еще ни в чем не уверена. Рон, здесь кое-что, что мне хотелось бы показать тебе прямо сейчас. Я в Кливленде в «Мидтаун Плаза-отеле». Где бы мы могли скоро встретиться?

– Я могу вылететь из Ла Гуардиа вечером, – ответил Рон. – Только позвоню в аэропорт и перезвоню тебе. А насколько это серьезно?

Тесс открыла было рот, чтобы ответить, но остановилась, глядя на трубку в руке. Все возможно, решила она. Кто бы ни стоял за этим тщательно разработанным шантажом, он несомненно мог подслушать телефон в отеле.

– Я не могу говорить об этом по телефону. Но поторопись. Я жду звонка.

Она положила трубку и встала. В нервном напряжении она ходила из конца в конец комнаты, как зверь в клетке. Она видела фотографии, лежащие на постели, но не осмеливалась заново рассмотреть их. В голове не было ни одной мысли, никаких наметок предполагаемой стратегии. Пусто.