подумала Лил. Да, она устала, но в то же время хотела, чтобы Куп пришел к ней, хотела быть с ним после долгого и трудного дня. Заниматься с ним любовью, пока дождь барабанит по крыше, а ночь подкрадывается к утру.

Она хотела, чтобы в ее жизни было что-то яркое. И пусть эти краски добавят в ее жизнь сложностей – это лучше, чем тусклая серость.

Лил услышала приближающиеся шаги и встала, чтобы положить расческу на комод. Позволив своим мыслям улетучиться, она легла в кровать. И встретила взглядом вошедшего Купа.

– Нам нужно поговорить, – сказала она. – Многое нужно сказать. Но сейчас два часа ночи. Разговоры – это для дневного света. Я просто хочу быть с тобой здесь и сейчас в постели. Достаточно тяжелых раздумий на сегодня. Пусть будет хорошо и легко. Я хочу чувствовать тепло и опору… Сейчас.

– Тогда мы поговорим при свете дня.

Он подошел к ней, запустил пальцы в ее волосы и бережно откинул ее голову назад. Его губы встретились с ее губами; она уже и забыла, каким он умеет быть нежным и терпеливым…

В этой близости была сладость, которую они разделили без остатка.

Опустившись вместе с ним на прохладные гладкие простыни, Лил открыла ему тело, разум и сердце. Он двигался медленно и мягко, зная, что ей нужна… забота. Напряжение ушло, уступив место удовольствию. Его руки скользили по ней, твердые ладони касались ее тела с безграничной нежностью. С довольным вздохом она повернула голову, когда его губы исследовали ее шею, лицо.

Сейчас главное – не торопиться, не действовать нахрапом. Между ними струятся шелк и бархат… обволакивает нежность, захлестывает жар… Сейчас это больше, чем влечение, чем зов плоти… это чувства. Она стянула с него рубашку, провела пальцами по шраму на его теле.

– Не знаю, смогла бы я выдержать это, если бы…

– Шшш. – Он поднес ее руку к губам, поцеловал ее пальцы, затем рот. – Не думай. Не волнуйся.

Этой ночью его душевного покоя хватит для них двоих. Их накроет этим покоем. Он готов дать ей столько любви и страсти, сколько нужно. Он даст ей всего себя. Сегодня они будут наслаждаться друг другом. Прикосновениями, вздохами, запахом кожи…

От нее пахло дождем, свежестью и прохладой ночи. Интересно, какая она на вкус. Он стянул с нее одежду и прикоснулся к обнаженной плоти, затем замер, почувствовав ее дрожь.

Ее тело тоже покрывали шрамы. Этих шрамов не было, когда они только стали любовниками: тогда ее прекрасная кожа была совершенно чистой. Теперь работа оставила на ней свой отпечаток. Эти метки того же свойства, что и шрамы на его теле.

Они оба были уже не те, что прежде. И все-таки она – та самая единственная женщина, которую он когда-либо любил.

Сколько раз он мечтал о том, чтобы любить Лил всю ночь? Чувствовать ее руки на своем теле, двигаться в унисон.

Она оказалась сверху, провела губами по его груди, а затем медленно, медленно, очень медленно слилась с ним в поцелуе, окружив его волнами своих темных волос. Пойманный в плен ее рук и губ, он чувствовал, как его сердце замирает. Он приподнялся, стиснул ее в объятиях и крепко прижал к себе; его рот меж тем чувственно и умело ласкал ее груди.

Наслаждение было всепоглощающим, движения медленными, каждый нерв трепетал.

Она вбирала его в себя по капле, ее дыхание было сбивчивым… снова и снова. Ее губы прильнули к его губам, дрожащим в поцелуе. Затем ее тело выгнулось, глаза закрылись.

Она изгибалась в такт ему, смакуя удовольствие. Томный шелк покрывал ее всю; хотелось плакать от наслаждения. В тот миг, когда финальное освобождение коснулось тела, ее сердце переполнилось чувствами.

Она опустила голову на его плечо, снова погружаясь в дремоту. Он уткнулся лицом в ее шею.

– Лил, – сказал он. – Боже правый, Лил.

– Не говори ничего. Пожалуйста, не надо. – Если они заговорят, то она скажет много лишнего. Ведь теперь она беззащитна. Она отстранилась и мягко коснулась губами его щеки. – Поговорим при дневном свете, – повторила она.

– Хорошо. Скоро рассвет.

Он лег рядом и крепко прижал ее к себе.

– Я уеду до рассвета, – сказал он ей. – Но я вернусь. Нам нужно побыть наедине, Лил. И чтобы нас не прерывали.

– Голова идет кругом от всего. Я не могу нормально думать.

– Неправда. Ты мыслишь так здраво, как никто другой из тех, кого я знаю.

«Только если дело не касается тебя, – подумала Лил. – Ты всегда был исключением».

– Дождь все тише. Завтра должно быть ясно. Завтра мы все уладим. При дневном свете.

Но дневной свет принес смерть.

20

Джима Тайлера нашел Галл Нодок. Скорее удача, чем талант следопыта, привела его вместе с братом Джессом и молодым помощником шерифа к излучине вздыбленных вод Спирфиш-Крик. Их лошади брели, увязая в грязи; утро было затянуто туманом, словно распаренное после ливня окно. Вода, взбаламученная дождем и таянием снега, била потоком, будто в упругий барабан, а над ее стремительным течением извивались длинными серыми лентами густые полосы тумана.

Они отклонились от наиболее логичного маршрута, по которому Тайлер мог бы добраться до вершины Вороньего пика и вернуться к тропе. Поиски велись на поросших деревьями склонах каньона; небольшие группы прочесывали скалистые возвышенности и коричневый, заросший валежником сланец в низинах.

Галл не надеялся никого и ничего найти; он даже чувствовал вину за то, что воспринимал патрулирование леса как приятную прогулку. Весна расцветала всеми красками, вокруг вспыхивала мокрая зелень, за которую он так любил холмы. Сквозь туман голубой пулей пронеслась сойка, а синицы в ветвях щебетали, как играющие дети.

Дождь взбаламутил воды, оживил их, но в некоторых местах река оставалась прозрачной, как джин в стаканчике.

Галл надеялся, что скоро у него появится экскурсионная группа, желающая порыбачить, и он сможет провести некоторое время за ловлей форели. Вот лучшая работа на свете.

– Этот парень проделал весь путь сюда по обозначенной тропе, и он ориентируется не лучше, чем слепой дятел, – проворчал Джесс. – Из-за него мы тратим время впустую.

– Денек погожий, почему бы и не провести его на свежем воздухе? – возразил Галл. – К тому же кто угодно может сбиться с пути под ливнем, в темноте. Шаг, другой – и вот уже ты черт-те где, забрался в самую глушь.

– Если заблудился, так найди себе камень и сиди на нем – может, тогда хоть кто-то наткнется на твою жалкую задницу! – забрюзжал Джесс, ерзая в седле. Его собственная задница сейчас болела с непривычки: всю свою жизнь он не столько ездил на лошадях, сколько подковывал их. – А теперь по милости этого недоумка мы тащимся туда, не знаю куда!

Помощник шерифа Сай Флетчер – младший брат первой подружки Галла – почесал живот.

– Предлагаю проехать вдоль ручья еще немного, а потом вернуться обратно.

– Я не против, – согласился Галл.

– В этом тумане ни хрена не видно за версту, – пожаловался Джесс.

– Парень рискует схлопотать солнечный удар, – пожал плечами Галл. – Вон лучи уже пробиваются то тут то там. Понять не могу, куда тебе так не терпится метнуться, Джесс?

– Мне вообще-то нужно зарабатывать на жизнь, усек? Я-то не бью