читаем в трактате Эжена Пьера [Pierre 1893], который деятели первых наших Дум прямо приказывали переводить и использовали в своей работе[205], следующее. Последний по времени регламент палаты депутатов Третьей республики был принят 16 июня 1876 года. Вот как регламент описывает порядок депутатских заседаний[206]. Статья 101 гласит: «Никто из членов палаты не может говорить, не испросив слова и не получив его от председателя»[207]. Статья 103: желательно чередование выступлений за и против предлагаемого; вне очереди могут выступать только министры и докладчики. Статья 105: не надо отклоняться от темы, в противном случае после двух предупреждений председательствующий лишит выступающего слова[208]. Статья 107 запрещает переход на личности: «Перерыв речи другого, всякие личные выходки и всякие манифестации, нарушающие порядок заседания, воспрещаются» (а ранее статья 39, пункт 3, запрещает прямые обращения одного депутата к другому; обращаться можно только к председателю собрания). Статья 109: если шум в палате достигает такого уровня, что становится невозможно услышать произносимые речи, то председатель надевает шляпу как знак предупреждения. Если беспокойство не останавливается, он покидает зал и заседание прерывается на час[209]. Если по возвращении депутаты ведут себя все так же слишком эмоционально, заседание закрывается до следующего дня. Статья 120: те депутаты, которые не следуют решениям председателя по вопросам порядка и не подчиняются ему, могут быть подвергнуты различным санкциям, вплоть до запрещения посещения заседаний[210] и лишения половины депутатского жалованья на срок до 15 дней.

Если мы посмотрим на порядок ведения дискуссий, принятый Второй Думой по проекту Муромцева – Острогорского, то мы увидим многие из этих правил. Российские депутаты говорят только с разрешения председательствующего и только по предварительной письменной записи (§ 97–98). Как утверждает объяснительная записка в «Материалах по составлению Наказа» 1907 года, это нужно «для контроля публичности». Вводится чередование выступлений «за» и «против» (§ 98) и не допускается больше 2 выступлений одного депутата по одному вопросу (§ 100; комментарий в «Материалах по составлению Наказа» 1907 года добавляет: это делается как во французском парламенте и австрийском рейхсрате) [Материалы 1907: 66][211]. Вне очереди могут выступать докладчики от комиссий, авторы законодательных предложений и министры. Есть три типа замечаний, которые допускаются от каждого депутата вне очереди. Это замечания о нарушении правил Наказа, предложения «касательно направления обсуждаемого дела» и объяснения личного характера (§§ 104–106). По всем этим выступлениям не допускаются прения, и каждое заявление жестко ограничивается пятью минутами (§ 107). Членам Думы запрещено обращаться друг к другу напрямую (§ 112), высказывать суждения относительно действий председательствующего (§ 113), оскорблять Думу своими резкими выражениями или неподчинением председательствующему. Если таковое все же происходит, председатель Думы может предложить Думе проголосовать и удалить неподчиняющегося или нарушающего порядок на срок от 1 до 15 дней. Если шум не прекращается, то «председатель покидает свое место, чем заседание почитается прерванным на час времени»; если по его возвращении шум продолжается, то заседание объявляется им закрытым (§ 118)[212].

Что из западноевропейской парламентской процедуры не сработало на русской почве? Приват-доцент Санкт-Петербургского университета и гласный (то есть депутат) Петербургской городской думы Александр Пиленко в первом выпуске своей известной книги сразу же подчеркнул личностный характер думского общения: «…прием называния по избирательному округу – соответственно английскому обычаю – не привился у нас», потому депутата называли по имени – и как «Максим Максимович», и как «Максим Максимович Ковалевский», и как «многоуважаемый профессор Максим Максимович Ковалевский» [Пиленко 1907 (вып. 1): 84]. Такой характер упоминания мог легко привести к «переходу на личности»; неудивительно, что второй выпуск той же книги указывал в стенографических отчетах первой и второй Думы на многие примеры оскорбления личности, что вело к «весьма тягостным препирательствам». Примером же несдержанной и излишне резкой речи по отношению к целой группе депутатов Пиленко приводил следующие высказывания Шульгина: «…для чего, за какие грехи тяжкие заставляют нас, русских граждан, лояльных своему царю, сидеть вместе с вот этой [жест влево] компанией?» Ответ председательствующего последовал незамедлительно: «Призываю вас к порядку» [Пиленко 1908 (вып. 2): 69]. Правые вообще были особенно несдержанны на язык, и депутата Пуришкевича удаляли из зала несколько раз, даже за оскорбление председателей Думы Головина и Родзянко. А. И. Гучков вспоминал, как во время одного из заседаний Думы к нему подошел Пуришкевич и сказал, что сейчас «обложит» выступающего Милюкова по полной программе. Гучков дал ему ясно понять, что как председательствующий он его удалит с заседаний на 10 дней, и это охладило пыл Пуришкевича. Но хороши бывали все: даже кадет Маклаков, столько сделавший для разработки и принятия Наказа Госдумы, не сдержался на заседании 17 февраля 1917 года: его удалили из зала за именование государственных чиновников «подлецами» [Кирьянов, Лукьянов 1995: 122].

Показательно, что русские парламентарии проделали тот же путь, что и британские, – и только что не обещали посадить подравшихся в думских коридорах или сразившихся после заседаний парламента в Тауэр. При обсуждении Наказа Четвертой Думы депутат Остроумов подал следующюю поправку на включение в текст Наказа: «Вызов на дуэль одним Членом Г. Думы другого Члена по поводу оскорблений, усмотренных в речах, произнесенных официально в думских комиссиях и на общих собраниях Г. Думы, считается недопустимым, как покушение на парламентскую свободу слова. Как вызвавший на дуэль, так и принявший вызов обязаны ранее дуэли подать заявление о сложении звания Члена Г. Думы». Поправка, однако, не рассматривалась как поданная после разрешенных сроков подачи поправок [Саврасов 2010: 408].

Не заработал и порядок предоставления слова по очереди ораторам, выступавшим за и против определенного предложения. Как замечали современники, данное положение осталось мертвой буквой. Во-первых, председателя обязывали предоставлять право выступления по месту в очереди в порядке записи; во-вторых, только там, где количество выступающих было ограничено, предполагалось жесткое чередование. В этих случаях бывало так, что те, кто был против, записывались, как если бы они были «за», а потом – завуалированно или открыто – выступали против [Там же: 318].

В Наказе Госдумы не было в чистом виде и практики seconding. Вместо этой англо-американской практики использовался французский функциональный аналог под названием la question prealable, «предварительное рассмотрение» [Pierre 1893: 880], когда, прежде чем поставить вопрос на обсуждение, Дума могла предложить согласно Наказу заслушать по два выступающих за и против того, ставить ли данный вопрос на обсуждение вообще (§ 97 Наказа Второй Думы; § 121 Наказа Третьей Думы). В Наказе Второй Думы не оговаривалось, кто вносит предложение о la question prealable, в Наказе Третьей Думы четко говорилось, что это можно делать только по письменному предложению группы численностью не менее