Заходящее солнце не забыло осветить и Диля с Джерном, хотя на них лучи падали сквозь окна в крыше дворцовых кухонь. Учитель и ученик забрели сюда без всякой особой причины. Уж слишком пустой казалась бальзамировочная. Это действовало угнетающе.

Повара и поварята крутились вокруг, с уважением поглядывая на непроницаемо мрачных бальзамировщиков. Даже в лучшие времена представители этой профессии не отличались общительностью и с трудом заводили знакомства. К тому же поварам надо было готовиться к коронационным торжествам…

Диль и Джерн сидели среди всеобщей суеты и гомона за кувшином пива и размышляли о будущем.

– Думаю, – сказал Джерн, – теперь Глюэнде не составит труда переговорить с отцом.

– Верно, мальчик, – устало ответил Диль. – Вот где дорога в будущее. Чеснок всегда будет пользоваться популярностью.

– У, чертово семя этот чеснок, – с неожиданной свирепостью проговорил Джерн. – Ковыряйся с утра до вечера в земле. Что мне нравилось в старой работе, так это контакт с людьми, все время новые лица.

– Все, пирамид больше не будет, – сердито проворчал Диль. – Так сказала сама царица. Хорошо ты поработал, мастер Диль, сказала она, но я эту страну, хочешь не хочешь, за уши затащу в Столетие Летучей Мыши.

– Кобры, – поправил его Джерн.

– Что?

– Столетие Кобры.

– Подумаешь, разница… – буркнул Диль и, окончательно поникнув, уставился в кружку.

«Вот вам еще одна напасть, – подумал он. – Сиди теперь, вспоминай, какой сегодня век».

Он посмотрел на поднос, где лежали канапе. Мода, новинки… Сплошные бездельники вокруг…

Он взял с блюда оливку и стал машинально вертеть ее в пальцах.

– Не скажу, что так уж тоскую по старой работе, – произнес Джерн, попивая пиво, – но вам-то есть чем гордиться, учи… Диль. Когда все ваши клиенты… да, было на что посмотреть.

Не отрывая глаз от оливки, Диль сонно порылся среди заткнутых за пояс ножей и вытащил самый маленький, для тонкой работы.

– Так что вам-то, конечно, жаль, что все кончилось, – продолжал Джерн.

Диль повернулся к свету и тяжело, сосредоточенно засопел.

– Ничего, перемелется, – успокоил Джерн. – Главное, камень с души снять…

– Положи куда-нибудь косточку, – велел Диль.

– Что?

– Положи куда-нибудь эту косточку, – повторил Диль.

Джерн пожал плечами и взял у него косточку.

– Так, так… – сказал Диль, внезапно воодушевляясь. – А теперь подай-ка мне кусочек красного перца…

Солнце озарило и дельту – бескрайний мирок тростниковых зарослей и топких берегов, вдоль которых Джель откладывал ил, собранный со всего континента. Болотные птицы плавали и ныряли в густой чаще стеблей, и мириады мошек роились над покрытой рябью водой. Здесь, по крайней мере, время текло непрестанно, поскольку дважды в день в дельту врывалась холодная, свежая вода прилива.

Пенистый бурун прокладывал себе дорогу сквозь гущу тростников.

Разбросанные по воде намокшие древние повязки, словно доисторические змеи, извивались и таяли без следа.

* * *

– ПЕРВЫЙ РАЗ СТАЛКИВАЮСЬ С ПОДОБНЫМ.

– Извините, это не наша вина.

– И МНОГО ВАС ТАМ?

– Боюсь, около полутора тысяч.

– ОЧЕНЬ ХОРОШО. ПОЖАЛУЙСТА, ВСТАНЬТЕ ВСЕ В ОДНУ ОЧЕРЕДЬ.

* * *

Верблюдок лежал, уставясь на пустые ясли.

Это означало уменьшение основного понятия «сено», содержащее произвольные величины в интервале от ноля до К.

Итак, сено в яслях отсутствовало. Это можно было рассматривать как его отрицательное наличие, но разница между понятиями «ноль сена» и «минус сено» не представляет особого интереса для пустого желудка.

Верблюдок пытался подойти к проблеме и так и этак, но ответ получался неизменно один. Классическое простое уравнение. В нем крылись своеобразная прозрачность и изящество. Но в данный момент Верблюдок не мог оценить это уравнение по достоинству.

Он чувствовал себя вконец измученным и выдохшимся. Впрочем, ничего необычного в этом не было, поскольку таково нормальное состояние всех верблюдов. Скорбно и терпеливо он опустился на колени, пока Теппик упаковывал дорожную суму.

– В Эфеб мы не поедем, – сообщил он, обращаясь к верблюду, потому что других собеседников рядом не было. – Переправимся через Круглое море, заглянем в Щеботан, а может, махнем через Овцепики. На Диске столько разных стран. Возможно, нам даже удастся заглянуть в затерянные города. Думаю, тебе это понравится.

Пытаться подбодрить верблюда – пустое дело. С таким же успехом можно швырять меренги в черную дыру.

Дверь в дальнем конце конюшни распахнулась, и появился жрец. Вид у него был встрепанный. Сегодня жрецам пришлось исполнить множество самых непривычных поручений.

– M-м… – начал он. – Ее величество приказала вам не покидать царство. Жрец кашлянул.

– Каков будет ответ?

– Ответа не будет, – покачал головой Теппик, немного поразмыслив.

– Могу ли я передать, что позднее вы посетите ее? – с надеждой в голосе спросил жрец.

– Нет.

– Вот сам бы ей так и сказал, – угрюмо буркнул жрец и бесшумно выскользнул.

Немного погодя появился Куми, щеки его пылали.

– Ее величество просит вас не покидать царство, – известил он.

Теппик взобрался на Верблюдка и легонько тронул его стрекалом.

– Она очень просит, – взмолился Куми.

– Не сомневаюсь.

– Но она может бросить вас священным крокодилам.

– Кстати, как они? Что-то их давно не видно, – и Теппик снова кольнул верблюда.

Он выехал из конюшен. Дневной свет резал глаза, как бритва, утрамбованная земля со временем стала тверже камня. Улицы были полны народа. И никто не обращал на Теппика ни малейшего внимания.

Упоительное чувство.

Не спеша выехав за черту города, Теппик остановился только у ведущего наверх склона – долина во всю ширь раскинулась за ним. Жаркий ветер, налетающий из пустыни, трепал кусты колючки. Теппик привязал Верблюдка в тени и, взобравшись на скалу, оглянулся на мир, который покидал навсегда.

Долина и в самом деле была древней, такой древней, что, казалось, существовала еще до начала времен, лишь затем мир понемногу стал складываться вокруг нее. Теппик лег, заложив руки за голову.

Разумеется, долина сама виновата, что состарилась. Тысячелетие за тысячелетием она мягко, но решительно отгораживалась от будущего. Столкновение ее с переменами было чревато тем же, чем чревато столкновение яйца с землей.