Когда великаний труп ударился о землю, он, как ни странно, рассыпался на осколки, подобно полой статуе.

Венди радостно завопила и захлопала в ладоши.

В восточных окнах вихрем промелькнули два князя бурь: оглушительное хлопанье килта и пол камзола, руки плотно стискивают противника, сияющее копье запуталось в тростях волынки. Третий гордо вышагивал по воздушным коридорам, спускаясь к дому, плюмаж из конского хвоста на его шлеме бился на ветру, шаги грохотали в воздухе.

– Или ты не хочешь помочь своим друзьям? – прошептал Том О'Лампкин сиплым от ненависти голосом.

Сэлки, одетые матросами, были уже у провала, но бросились ничком, когда Мьёлльнир, посланный какой-то невидимой силой, выдернулся из размозженного черепа великана и пролетел у них над головами к поднятой руке Питера.

Выражение страха мелькнуло на лице старого вояки за секунду до того, как молот ударился об его руку. Его выдернуло из кровати, где он сидел, и швырнуло на пол.

– Моя рука!

Толпа сэлки хлынула в спальню, размахивая пиками и дубинами, перепрыгивая через кровать и хохоча от радости.

Из разбитых главных дверей в комнату также метнулись оборотни, неожиданно зайдя с тыла.

Четверо из них схватили Ворона и бросили его на пол прежде, чем он успел среагировать. Пятый навис над ним, размахивая дубиной, и прицелился, чтобы размозжить бородачу голову.

Но он превратился в тюленя. Удара не последовало.

Человеческая оболочка отвалилась, словно белый кожаный костюм, и его черное лоснящееся тело, столь гибкое и стремительное в море, шлепнулось на пузо, беспомощно шевеля ластами. Дубина со стуком упала поверх тюленя.

Люди, удерживавшие Ворона на полу, тоже превратились в тюленей. Их руки стали плавниками, и, лишившись ног, солдаты беспомощно хлопнулись на брюхо.

Бородач стряхнул их и поднялся. Того, что попытался его укусить, он пнул по голове.

Питер с молотом в левой руке забил насмерть двоих тюленей на расстоянии вытянутой руки. Но он выглядел таким же беспомощным, как и они, ибо обе его ноги, а теперь и одна рука болтались бесполезным грузом, а на лице застыл страх.

– Моя рука! Я не могу пошевелить рукой!

Он корчил ужасные гримасы, и его мокрое от пота лицо было забрызгано кровью и мозгами убитых им тюленей.

Венди держала в руке жезл Моли. И где она взмахивала жезлом, там сэлки падали, теряя человеческую маскировку. В одно мгновение целое стадо тюленей беспомощно извивалось на полу, хлопая ластами и тявкая.

Многие тут же с яростным лаем и рычанием набросились на соседей и принялись полосовать друг друга зубами, словно внезапно обнаружились легионы скрытых предательств.

Питер принял вертикальное положение, вцепившись левой рукой в столбик кровати и зажав рукоять Мьёлльнира в зубах. Он дернул плечом, чтобы перекинуть правую руку через изголовье, и так обеспечил себе подпорку, когда ноги его, жалкие и смешные, свернулись на сторону.

Он выплюнул молот в левую руку.

– О черт!

Ибо он увидел сердитые глаза огненного великана, глядящие в разбитые рамы южных окон.

Великан занес огромную руку, приготовившись промести факелом, как веником, по комнате и снести все внутри. Но тут увидел, как опирающийся на изголовье Питер неловко, левой рукой, заносит молот, готовясь к броску.

Великан заколебался, из ноздрей вырывались дым и искры.

Они уставились друг другу глаза в глаза, человек и великан, и на протяжении мгновения ни тот, ни другой не шевелились.

Азраил де Грэй шагнул сквозь брешь в стене, слева за ним – Кощей Бессмертный, а справа – князь бури в древнеримском доспехе.

За ними обоими двигались несколько уцелевших бандитов: все в черных куртках и голубых касках.

Тюленей Азраил либо пинком отшвыривал с пути, либо перешагивал через них. Он остановился, заметив Питера с занесенным молотом.

Двое у него за спиной замерли, войдя в комнату на шаг. Высокая тонкая тень Кощея источала могильную вонь, а обрамляющие корону костлявые пальцы царапали потолок. Лицо князя бури скрывал шлем, а плюмаж и красный плащ хлопали на бешеных ветрах, вызываемых малейшим его движением. Он стоял, держа меч-гладиус над небольшим круглым щитом.

Трудно сказать, чей взгляд труднее было выдержать, Кощеев или Азраила. Глаза некроманта представляли собой всего лишь точки мрачного света, плавающего в темных ямах глазниц, нечеловеческие и ужасные. Но глаза Азраила могли бы быть человеческими и некогда были таковыми.

Питер оглянулся через плечо на основателя, затем снова перевел глаза на великана и слегка переместил вес молота, чтобы можно было бросить его в любом направлении. Он смотрел между ними, наблюдая за обоими краешком глаза.

И, возможно, позволил себе бросить один взгляд на единственную оставшуюся руку, напряженно замершую перед лицом.

– Один готов, второй на очереди, – хрипло пробормотал он. Но шутка не получилась.

Кто-то из террористов поднял винтовку, но Азраил вскинул руку:

– Не трогать мою родню!

Великан напряг плечо. Питер глянул туда, Азраил коснулся ожерелья из магнитов и прошептал имя:

– Сомнус, парализуй их. Кровь Полярной звезды делает их досягаемыми для меня.

Ворон ощутил, как конечности наливаются тяжестью. Он упал на колени и рухнул вперед, лицо его оказалось всего в нескольких дюймах от пряжек туфель Бена Франклина. Призрак американского волшебника не двинулся и не заговорил – лишенное жизни изваяние.

Сын гор попытался припомнить имена и заклинание, чтобы прогнать наваждение, но мозг заполнило обвиняющее равнодушное выражение, которое он прочел в глазах Венди.

Тут великан дернулся вперед, но Азраил крикнул:

– Суртвитнир! Назад!

Великан зарычал, изрыгая дым, отодвинулся примерно на фут от окон, но факела не опустил. Горящая дубина размером с дерево ждала возможности разнести комнату вдребезги.

– Бромион, почему ты не оглушил и не свел их с ума громом? – вопросил де Грэй.

Голос у князя бури оказался негромким и гладким, как шелк:

– Здесь побывал архангел Уриэль, правитель Солнца. Ангельские следы освящают. А к освященной территории мы, духи, не подходим близко.

Азраил постучал посохом по половицам, затем отпустил его, и тот не упал, но остался стоять.

Венди распростерлась на полу. Рог единорога по-прежнему торчал у нее за поясом юбки. Азраил пошел вперед, пинками отбрасывая с дороги тюленей, туда, где она лежала.

С минуту он пристально смотрел на нее сверху вниз. Ворон, глядя парализованными глазами, ничего не мог поделать.