А так как современная мне Европа очень любит фашистов всех мастей и ненавидит славян, то те же албанцы в Сербии за активное сотрудничество с фашистской Германией вот-вот получат полную самостоятельность. В ООН уже сколько времени собираются протащить закон, дающий им право на суверенитет. Ну конечно – заслужили…

Нет, у России только три союзника реальных – ее армия, флот и ракетные войска стратегического назначения. Пока они у нас есть – никто нам не нужен. Все другие будут только кровью моего народа добывать себе победу. А потом Ваню ототрут в сторону и воспользуются ей, как будто его и не было.

То же 9 мая. Почему «демократы» его отмечают 8 мая? Нам втирают, что из-за разницы во времени. Хрена лысого! Просто немчура подписала акт о капитуляции в ночь с 7-го на 8-е мая. А вот наших позвать на это мероприятие союзники «забыли»! Был только так называемый свидетель с нашей стороны – генерал Иван Суслопаров. Только потом, когда возмущенный Сталин, узнав про это, рявкнул, они задергались и сделали дубль капитуляции, который мы и видим в хронике. Поэтому все и происходило поздно ночью. Поэтому и подписывал документ только Жуков. Вот и вышло, что у них своя победа, а у нас своя…

В середине июня всех ошарашила новость – в районе Ржева наши начали наступление. Блин! Усатый вождь что – головой ударился? Или у него, как он сам говорил «головокружэниэ от успэхов»? Летом наступать у нас точно еще не получится. Опыта не хватит… Но сейчас по радио сообщили, что силами двух фронтов, Калининского и Западного, были нанесены удары по сходящимся направлениям. Сводки гремели победными реляциями. Взяли Духовщину и Ельню. До Смоленска было уже рукой подать, когда торжественный голос Левитана несколько потускнел. Сводки опять стали мутными, все больше говорящими о массовом героизме советских солдат, чем о названии населенных пунктов. А что это значит? Это значит – жопа! Все уже отлично знали – как только перестают упоминать название городов и других населенных пунктов, а начинают говорить о направлениях, это значит немец опять попер. И действительно, через два дня Колычев нас собрал и рассказал о действительном положении вещей. М‑да… Интересно, кого на этот раз верховный себе в советники выбрал, что так лоханулся? Ведь на последней встрече с ним об этом и разговора не было… Хотя, с другой стороны, может он просто решил забить на слишком осторожную Кассандру и начать жить своим умом? Хрен его знает. Да и я, выходит, погорячился, когда предположил, что фрицы начали выдыхаться. И доходяга эсэсман – вовсе не показатель. Они мало того, что сумели отбить все наши поползновения, но еще и сами ударили так, что уже взяли Юхнов и Козельск на юге и подходят к Торжку на севере. Судя по всему, убедившись, что Южный фронт им не по зубам, решили опять намылиться на Москву. А наша разведка благополучно прощелкала сосредоточение их войск на центральном направлении. Теперь все резервы, что были подготовлены для будущего наступления, будут брошены на ликвидацию прорыва. Опять начнется суета, беготня и штурмовщина. Войска с ходу будут кидать в бой, забывая о разведке и воздушном прикрытии. Блин! А ведь в моем времени этого наступления не было. Был харьковский облом и поход к Сталинграду. А вот второго похода группы «Центр» на столицу не присутствовало. То-то будет весело, если немцы сейчас Москву все-таки возьмут! Хотя вряд ли… Слишком большие резервы мы накопить успели… И все равно – напряжение чувствовалось. Почти все террор-группы были переброшены с нашего фронта громить растянувшиеся коммуникации немцев на центральном направлении. А это значило, что оставшиеся должны были действовать за себя и за того парня. Чтобы фрицы у нас расслабиться не могли. И мы действовали! Рвали склады и мосты, уничтожали колонны и малые группы. Один раз даже совместными силами трех групп уничтожили самолеты на аэродроме. Правда, при отходе были большие потери. Но зато так досаждавшие нам бомбардировщики летать уже не будут. Причем дело не только в самолетах. Мы умудрились уничтожить почти всех летчиков и часть техников, из-за чего и задержались с отходом. Так что теперь пускай фрицы новеньких присылают. Или недоученных (хотя у них с учебой дела нормально всегда обстояли), или незнакомых с этой местностью. Пока они въедут, что здесь к чему, их и пощипать смогут хорошо, да и наши в окопах легче дышать смогут.

Только вот этот героический поход нам вышел боком. Точнее, не нам, а мирным жителям, живущим под немцами. Фрицы в последнее время все чаще начали практиковать взятие заложников. Обычно после налета партизан появлялась зондеркоманда и начинала выступление. Наугад выхватывались люди, после чего их демонстративно расстреливали. Немцы этим пытались достичь двух целей. Во-первых, была надежда, что среди расстрелянных окажутся друзья, знакомые или родственники партизан, совершивших диверсию. Боязнь, что в следующий раз твой отец или брат попадет под такую чистку, должна была заставить будущих диверсантов отказаться от задуманного. Ну и вторая причина – запугать мирное население, чтобы и мыслей не было строить козни оккупантам и якшаться с диверсантами. Вот и в этот раз, хотя тевтонские сволочи и знали, что аэродром громили вовсе не партизаны, взяли в заложники около двухсот человек и через три дня расстреляли их. Об этом стало известно от харьковской агентуры. Ну что ж. Как там говорил кто-то из марксистских классиков– на террор мы ответим еще большим террором. Тем более что от той же агентуры стало известно о приезде в город Альфреда Функа. Председателя, блин, оккупационного верховного суда. Вот и обсудим с ним, как нехорошо стрелять гражданских. Надо только обдумать все нормально. Чтоб фрицы получше впечатлились. Напрочь отбить у них всяческое желание брать заложников. Два дня мараковали, как провернуть дело. Потом мы с Серегой пошли докладывать Колычеву наш план. Он сначала, выслушав его, изумился и даже покрутил пальцем у виска. Но мы были так настойчивы и убедительны, что Иван Петрович в конце концов сдался. Сказал только, что если нас убьют, назад чтоб не смели возвращаться. Это значит, пошутило начальство, заботу проявляя. Поэтому, получив карт-бланш, разбежались по нужным местам. Гусев в армейскую многотиражку и в рембат, я к снайперам. Точнее, к антиснайперам. С моей легкой руки стали создаваться целые группы стрелков, вооруженных ПТР с оптикой. Мой браконьерный друг, которому я в конце концов подарил свой эксклюзивный ствол, так его разрекламировал, что эта огромная дура стала очень популярна. Ну не то что бы очень, но в каждой дивизии было по пять-шесть человек, которые активно использовали ПТР для борьбы с вражескими снайперами, для поддержки наших снайперов и, конечно, для пополнения своего боевого счета. В артмастерских на выбранное из десятков и сотен противотанковых ружей одно, самое лучшее, им ставили либо немецкие трофейные, либо отечественные прицелы, и снайперы выходили на охоту. Причем весьма результативную. Но прежде чем отправиться к ребятам, я специально немного задержался. Колычев, уже успевший опять сесть, удивленно посмотрел на меня и спросил:

– Что тебе еще? Или ты и Гитлера решил до кучи пристрелить? Ну чтобы два раза не бегать? Давай рассказывай.

– Нет, Иван Петрович. Фюрера мы оставим на сладкое, а сейчас я у вас хотел бы узнать– есть в нашей конторе яд замедленного действия? Ну чтобы умирали только дня через три? И чтобы действовал через кожу, а на свету желательно полностью распадался.