Прошедший день был, пожалуй, худшим в жизни Индии – может быть, не считая того самого дня, когда родители бросили ее.

– Ты защитил меня от леди Рейнзфорд, – из груди Ксенобии, помимо ее воли, вырвалось рыдание, – а он… он просто стоял и смотрел…

– Ну… это не вполне справедливо. Честно говоря, мне казалось, он вот-вот задушит эту дьяволицу.

…Надо же, Индия будто позабыла, как Торн помрачнел лицом и двинулся к леди Рейнзфорд со стиснутыми кулаками…

– Но ведь именно ты во всеуслышание заявил, что мы с тобой женаты, и заткнул ей рот!

Вэндер вынул из кармана носовой платок.

– Торн, возможно, не видит тебя насквозь, – он нежно отер ей слезы, – а вот я вижу…

И Индия поняла, что должна рассказать ему все.

– После того как… она прилюдно оскорбила меня, я… – Она запнулась.

– Но почему ты сказала, что Роуз – твоя дочь?

– А я даже не думала тогда ни о чем. Я разозлилась, я хотела заткнуть рот леди Рейнзфорд! Но это, похоже, не имеет уже никакого значения. Торн хочет жениться на милой, мягкой и доброй девушке… он сам сказал мне, что Лала – его идеал.

– Ты любишь его? – Вэндер устремил на нее взгляд своих теплых карих глаз, совершенно не похожих на серые, по-зимнему холодные глаза Торна.

– С ним я чувствовала себя… волшебно, и он… он слышал меня. – Индия передернула плечами и улыбнулась: – Правда, я веду себя словно совращенная девственница в мелодраме, а?

Вэндер провел кончиками пальцев по ее щеке.

– Понятия не имею, о чем думал… или думает Торн. Все, что я знаю, это то, что ты совсем не похожа на всех тех женщин, которых я когда-либо встречал. Ты изумительная, ты смелая, ты потрясающая… и для меня ты – совершенство!

– Я совсем не такая. – Индия смахнула слезинку. – Нет, я не плачу. Даже когда мои родители покинули меня, я не плакала. – Сочувственный взгляд Вэндера унижал ее. – И я… никогда не жалуюсь!

Торн ее не любит. Ему на нее наплевать. Он верит самой дикой ее лжи, самому гнусному ее самооговору, в который ни один разумный человек в жизни бы не поверил!

…Все кончено. Кончено. Навсегда. Осталась сущая безделица – поверить в это…

– Могу сказать лишь, что я сердечно благодарен этой гнусной миссис Рейнзфорд, – сказал Вэндер. – Если бы не она, я никогда не смог бы во всеуслышание объявить себя твоим мужем. И мне это безумно нравится, Индия. И это правильно, черт меня подери! Ты – моя будущая герцогиня. Ну-ка, послушаем, как это звучит: привет, ваша светлость! – Кончики его пальцев скользнули по ее нижней губе, а глаза просияли. – Привет, жена моя!

Карета Торна остановилась у церковных ворот в шесть утра. Двери были еще заперты, да и площадь еще пустынна. Признаки жизни подавала лишь лавка булочника, что напротив храма. Но даже возле лавки не было скамеек, поэтому Торн присел на каменный парапет и принялся ждать.

…Он никогда не жаловал псовую охоту. Но лишь потому, что не видел смысла в погоне за жертвой, где человек заведомо побеждал. Однако теперь все тело его пронизывал охотничий азарт… он ждал того момента, когда появится викарий… или Индия… или…

Но никого не было видно. Некоторое время спустя распахнулись двери булочной – свежий хлеб поспел. И словно по команде к дверям хлебной лавки потянулись крестьяне, радостно приветствуя друг друга. Кое-кто из местных недоуменно окидывал взглядом хорошо одетого, явно знатного джентльмена… Торн сидел на церковном парапете, скрестив руки на груди, и хмуро молчал.

Торн понимал, что ни его хмурое выражение лица, ни собственно лицо, украшенное синяками, доверия не вызывают. Где жених и невеста, черти б их взяли? Он уже уверен был: что-то пошло не так. Будь он на месте Вэндера – с первыми лучами солнца отвел бы Индию в церковь!..

Или… или они все еще тешатся в постели? Или… Торн скрипнул зубами. Если Индия с Вэндером и на самом деле вместе и если Индия счастлива – он уедет. А потом, возможно, и вовсе покинет пределы Англии.

…Возможно, отец его ошибся: Индия с Вэндером уехали совсем в иное место, и поэтому он не может отыскать их следов…

Покуда Торн думал, что ему предпринять дальше, мимо него прошли две женщины, пересекавшие церковный двор. Когда они поравнялись с ним, одна дама произнесла:

– Если это правда, что грум будет щедро раздавать шиллинги, то мне туда! А ну-ка пошевеливайся, подруга!

И женщины поспешили к церкви.

Торн будто обезумел. Похоже, он опоздал… Последовав вслед за деревенскими кумушками, он обнаружил крошечную часовню, пристроенную к церкви. Из дверей часовни уже выходили судачащие друг с другом обыватели, хвастаясь друг перед другом золотыми монетами, которые они сжимали в ладошках.

Торн схватил за рукав проходящую мимо женщину:

– Неужели я пропустил венчание?

– Увы, сэр, ваша правда! – улыбнулась женщина. – А это были ваши друзья? Какой стыд… уверена, они счастливы были бы, если бы вы, сударь, почтили их своим присутствием на церемонии… мой супруг был вне себя от восторга, когда его попросили стать шафером! – Женщина кивком указала на церковь. – Так идите прямо туда, сэр! Сейчас молодые расписываются в церковной книге, но вот-вот выйдут…

Торн проследил за ее взглядом. Прямо напротив часовни стояла его чертова карета.

Он опоздал.

Он опоздал, и во всем, что случилось, единственно его вина. И почему он не понял, что то безумное желание, которое он ощущал в присутствии этой дивной женщины – вовсе не просто желание? Да, он желал ее всю – от нежных розовых пальчиков ее дивных ножек до кончиков ее волшебных волос… но это было не все!..

…И вот теперь он никогда более не проснется рядом с ней, никогда более не коснется сонного ее тела и не приникнет устами к ее устам… и никогда не возьмет на руки их дитя, будет ли оно рождено в браке или нет…

Торн едва не рухнул на колени, обессиленный этой мыслью. Никогда прежде не ощущал он столь опустошающего душу отчаяния – даже в ту пору, когда был «жаворонком сточных канав», даже тогда, когда узнал, что мать его умерла и никогда не вернется к нему… никогда!

Торн шел к часовенке медленно, с трудом переставляя ноги. Да, он увидит ее в последний раз, а потом… потом он покинет страну. Вэндер его поймет. Уж кто-кто, а Вэндер поймет, что именно потерял Торн!..

Подойдя к дверям часовни, Торн увидел выходящих прихожан, дьячка, потом еще нескольких прихожан…

И невесту.

Лала ни разу в жизни не была столь счастлива. На самом деле она и не подозревала, что значит «счастье», ибо все, что она испытывала до сих пор, было бледным и худосочным подобием.

Она стиснула руку Джона Хардфилда и подняла к нему лицо – он лучезарно улыбался ей. Лала только и могла, что вздохнуть всей грудью – кто бы мог подумать, что такой умный, образованный человек пожелает ее, Лалу?… И все же именно он сказал, что вовсе не считает ее глупой… что, вернее всего, у нее просто некий специфический дефект зрения, мешающий ей читать…