сюрпризов, — сказал я первое, что пришло в голову. — Чтобы она в принципе состоялась, не сорвалась опять по какой-либо причине.

— Ну если ты не передумаешь быть свидетелем на этой свадьбе, то не сорвётся.

— А какие у меня варианты? — вздохнув, произнёс я. — Не могу я подставить Аню и Глеба. И в первую очередь Аню. Думаю, после второго срыва свадьбы мамаша её точно со света сживёт.

— Если свадьба не состоится, и Васильевы потеряют расположение Воронцова, то и Аню и её, как ты выразился, мамашу со света сживут Бобринские.

— Бобринские? — переспросил я. — А это кто ещё такие? И почему они должны так поступить с Васильевыми?

— Это те, кто рассчитывал женить своего наследника на твоей Ане, и кто сейчас чувствует себя очень оскорблённым, — пояснил Иван Иванович. — Собственно, их понять можно, нос мы им утёрли знатно — увели невесту практически из-под венца.

— Из-под венца?

— Была договорённость о женитьбе Ани и молодого Бобринского, уже о помолвке собирались объявлять. Поэтому графиня Васильева и была против свадьбы дочери с Глебом. Но сам понимаешь, когда Игорь Денисович советует хорошо подумать, и его внучка соглашается стать свидетельницей со стороны невесты, надо думать. Надо очень хорошо думать. Васильевы подумали и в итоге приняли предложение Денисовых, а Бобринские затаили обиду, что, собственно, логично.

Слова Милютина меня особо не удивили; я уже привык, что у аристократов что ты ни делай, как ни старайся ни с кем не конфликтовать, кто-нибудь на что-нибудь да обидится. А уж в ситуации, когда невесту из-под носа уводят, затаить обиду — дело чести.

— А кто такой этот молодой Бобринский? — спросил я.

— На самом деле он не такой уж и молодой, — ответил Милютин и рассмеялся. — Несостоявшемуся жениху уже тридцать два года.

— И он до сих пор не женат? Или это был бы не первый его брак?

— Первый.

— Очень странно, что он так затянул с этим делом, и какая бы этому ни была причина, это настораживает. Он некрасив?

Милютин снова рассмеялся.

— С внешностью у младшего Бобринского всё в порядке, он вообще не такая уж и плохая партия — их род богат и достаточно влиятелен. С Воронцовыми, конечно, не сравнятся, но Васильевых при желании съедят и не подавятся, — Иван Иванович умел подобрать яркое и точное выражение. — Но, как всегда, есть нюанс: Фёдор Бобринский — неодарённый. И это сильно сузило список его потенциальных невест.

— Никто не хочет идти за неодарённого? — предположил я.

— Не угадал. С влиянием и деньгами Бобринских найти невесту не проблема, в том числе и невесту из приличной семьи.

— Тогда я ничего не понимаю. Чего они так за Аню зацепились? Тем более, она даже не орчанка.

— И я не понимал, пока не поговорил с Анной Алексеевной о твоей Ане. После этого разговора всё встало на свои места. Оказывается, молодая графиня Васильева не так проста, как кажется, она обладает сильным даром, я бы даже сказал, аномально сильным даром, который пока не проявился в полной мере по причине её невысокого магического уровня. Теперь понимаешь?

— Понимаю. Этот Фёдор Бобринский хочет, чтобы его дети были одарёнными. И для этого ему нужна жена с сильным даром.

— Этого хотят все Бобринские. Фёдор — единственный продолжатель фамилии. Род не может себе позволить, чтобы в нём перевелись одарённые.

— А он единственный наследник?

— Он единственный наследник мужского пола. У него семь сестёр.

— Семь? — удивился я.

— Сначала была одна, но когда Фёдору исполнилось шестнадцать и выяснилось, что у него нет дара, его родители предприняли несколько попыток родить ещё одного сына. После шести дочек подряд успокоились.

— А дочки хоть одарённые?

— У самой старшей очень слабый дар, а остальным ещё нет шестнадцати. Теперь ты понимаешь, как важно было Бобринским получить Аню?

— Теперь понимаю. Только не понимаю, почему Аня мне ничего не сказала об этом.

— Это вопрос не ко мне, — улыбнувшись, произнёс Иван Иванович.

— Но ведь не факт, что их дети стали бы орками, Аня ведь человек. Бобринские были готовы пойти на такой риск?

— Аристократический род без одарённых практически обречён на угасание. Тут уже не до ауры. К тому же вероятность, что у орчанки-выбраковки и орка родятся орки, была велика. А если и нет, то это Москва, а не Петербург, там к таким вещам относятся проще. Это петербургская аристократия выберет угасание рода, но не примет в семью выбраковку, в Москве всё иначе. Но мы лишили Фёдора Бобринского шанса на одарённых детей. Учитывая дар Васильевой — очень хорошего шанса.

— Да уж, — только и осталось мне произнести. — Ситуация не самая приятная.

— Не спорю, — согласился Милютин. — Но были и похуже. Ты главное — не забудь, что свадьба через три недели!

Только я вышел из здания управления, зазвонил телефон; я принял звонок — на линии был Хеду.

— Мы перевезли Ваши вещи князь, — сказал эльф. — И кофемашину. Примерно через час и Вы можете сюда приезжать. Дом будет готов к заселению.

— Почему через час? — поинтересовался я.

— К этому времени дом будет полностью безопасным, сейчас Тойво работает над этим.

До нового жилища от управления КФБ езды было не более получаса. Приезжать заранее и мешать Тойво устанавливать в доме и по его периметру всевозможную защиту не хотелось. Можно было заехать в какой-нибудь ресторанчик и перекусить; время обеда уже давно прошло, и чувство голода об этом давно напоминало. Но я решил не рисковать, а спокойно заказать обед уже на дом по приезде.

Однако надо было где-то скоротать полчаса, и я попросил Черепанова поехать к Кутузовской академии. Мы остановились напротив главного входа; после обеда, да ещё и на каникулах в Кутузовке народа было немного. Кто-то входил на территорию через главные ворота, кто-то выходил. Знакомых я не заметил.

Захотелось выйти из машины и пройтись по территории, но этого тоже делать не стоило. Я просто смотрел через затемнённое стекло на академию, где провёл несколько, как выяснилось, неплохих месяцев. Не сказать, что мне бы очень хотелось вернуть то время — там было много неприятного: боль от обиды на родителей, полная неизвестность впереди, но рядом была Мила, а меня не обвиняли в