- Рональд Хендри.

- Кто? - это имя он явно слышал впервые. Естественно…

- Рональд Хендри. Он написал мне е-мейл. Он заплатил мне тысячу евро и в письме велел ехать в Париж, в Сен-Дени… - Я безнадежно изложил всю историю (я понимал, как это звучит для них. И понимал, что на то и был расчет…). - Я не знаю, что в том письме, я не читаю по-арабски. Я должен был только перeдать…

Удар в морду.

- Ты кто? Откуда взялся?

- Я из России. У меня нет работы.

Губастый что-то сказал своим, обернувшись. Все судорожно зареготали.

- Рашн. - Губастый с силой хлопнул меня по щеке ладонью (башка моя мотнулась), страшно чем-то довольный. Толстоморденький, с ласковыми пидорскими глазами… - Факинг рашн… - по другой щеке - тылом ладони. - Ю факинг дэд, рашн…

Сильнее всего болела спина - еще и от вынужденного прогиба назад (позвоночник поврежден?). Остро ныли вывернутые плечи - левое, на которое пришелся удар битой, глухо гудело, тяжелея и надуваясь. Левая половина лица жутко разрослась, набухла пульсирующей болью, мокро там было, кажется, и полузаплыл левый глаз. Кровь во рту, язык слева наверху тычется в обломки зубов…

- Откуда у тебя gun?

- Взял у одного человека…

Так прошло еще минут десять - пятнадцать. Губастый задавал вопросы, постоянно повторяясь, обещал меня убить, напоминал, что я факинг, и все время совещался с прочими (крики, препирательства). Постоянных собеседников у Губастого было двое - включая длинного, мосластого, который меня обшаривал. Еще несколько арабов, ничуть не старше (даже пацаны лет по семнадцать от силы), порывались время от времени вломиться в комнату, но их отгоняли. Квартирка была населенная и беспокойная - несколько раз хлопала входная дверь. Откуда-то глухо несся рэп.

Внезапно во время очередной из их дискуссий Мосластый рявкнул, отпихнул соседа, что-то откуда-то схватил - бутылку темного стекла, - сорвал странную пробку с хвостом (фитилем?), шагнул ко мне и опрокинул содержимое мне на голову. Я еле успел зажмуриться. Холодное полилось на темя, на лицо, на грудь, за шиворот, резко завоняло бензином и еще чем-то - вроде ацетона.

Мосластый заревел по-арабски на полдома - вопрос мне, видимо, - после чего раздались сухие щелчки. Зажигалка.

- Кто убил Фараха? - торопливо перевел Губан. - На кого ты работаешь?

- Я не знаю, я все уже сказал, я все честно сказал, я ничего не знаю, я честно ничего не знаю…

Губастый забормотал перевод. Я чувствовал, что вот-вот окончательно потеряю контроль над собой. Мосол выдал еще ряд гулких ишачьих воплей и снова защелкал зажигалкой.

- Ты пришел, - Губастый, - сказал, что ищешь Фараха. Потом сбежал. Через час Фараха застрелили. И ты говоришь, что ничего не знаешь?

- Я все сказал, я ничего не знаю, вы можете меня убить, но мне нечего больше сказать… Что я могу сказать, если я правда ничего не знаю?!

Тишина. Секунда. Еще секунда. Не дыша. Стиснув зубы. Еще.

Бензиновая вонь. Круги перед зажмуренными глазами. Тишина.

И они снова заспорили между собой.

Я боялся, что у меня всерьез поврежден позвоночник, - но вроде пронесло: хотя болело неслабо, контроль над нижней половиной тела все же был. Кажется, у меня даже оказалось ничего не сломано, даже плечо - дай бог, просто сильный ушиб. Да и в лицо он мне попал, можно сказать, удачно: немного повыше - выбил бы глаз, а так только несколько верхних боковых зубов…

Нет, мне везло - мне ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО везло: когда я смог соображать, я понял, что по логике того, кто меня подставил - по такой простой и вполне безупречной логике, - меня, конечно, должны были замочить. Сразу или почти сразу. Я попал как полный, стопроцентный, двухсотпятидесятипроцентный лошара: эти отморозки приняли меня за провокатора, они не могли не принять меня за провокатора - ихний Фарах не мог не принять. Он бы мог велеть просто мочкануть меня, мог бы предварительно расспросить - и что бы я ему рассказал, даже если б за дело взялись «двадцать арабов с кусачками и паяльными лампами»? Про Рона Хендри? Про Ларри Эджа?..

Зачем меня сюда послали? А вот затем и послали: чтобы засветить этого чертова Фараха, кем бы он ни был (или Бруно, или еще кого). Только Фарах, похоже, оказался осторожнее, чем они думали (или знал, скажем, что «под колпаком»), - он не предпринял вообще ничего. Он, видимо, сразу понял, что налицо подстава, и сказал просто проследить за мной: посмотреть, что за козел такой, чего делать будет? И они перлись за мной, хренея, от Сен-Дени до Марэ транзитом через интернет-кафе на бульваре Сен-Жермен… И тут им, скажем, звонят: Фараха подстрелили, непонятно кто (из снайперки, не знаю, из проезжающей машины). Они хватают меня, волокут к себе, слышат весь этот бред про секретаря отставной кинозвезды…

Вот тут-то они и должны были меня мочкануть. Но они не решились на самодеятельность. Они стали кому-то звонить. И этот кто-то, видать, приказал дождаться его. Чтоб поглядеть на меня лично. По крайней мере, по окончании телефонных переговоров (ведшихся этой стороной таким неожиданным тоном - негромко, подобострастно, чуть ли не со сдержанным восторгом) меня еще пару раз, без всякого уже удовольствия, пнули, перевалили на живот, открыли «браслеты» и ими же прицепили к тонкой отопительной трубе: заведя за нее правую и сковав запястья впереди. Но после лежания на собственных руках с лопающейся от боли спиной сесть на пол в углу, привалившись к стенке, было почти кайфом.

Подсыхающий бензин стягивал кожу на голове. От его вони основательно мутило.

Я прекрасно понимал, что шансов у меня, строго говоря, нет. Не суть, когда этот ДРУГОЙ заявится и кем окажется: что бы я ему ни сказал - а что я ему скажу?! - он меня, разумеется, кончит.

Но я все-таки еще жив.

А значит, шансы все-таки есть.

Думай!!!

Ничего не придумывалось.

…По окончании «допроса» на меня приперлось смотреть несколько околачивающихся в квартире «молодогвардейцев». Зрелище отмудоханного беспомощного белого нравилось им чрезвычайно: меня снова попинали, в очередной раз поорали в рожу по-арабски, брызгая слюной и регоча с подвизгиванием. Один, без лишних слов, ловко снял у меня с запястья пятидесятибаксовые Swatch, другой все махал перед моим носом кроссовками, изображая, что сейчас размозжит мою башку о стенку, третий делал, подходя вплотную, фрикционные движения (соси, мол). Потом им надоело, большинство убралось. Один из трех давешних «дознавателей» принес спортивную сумку, принялся складывать в нее, доставая из-за дивана, бутылки вроде той, что была вылита на меня. Из горлышек, похоже, и впрямь торчали фитили. Заметив мой взгляд, он сымитировал бросок и победно завопил (получай, фашист, гранату). После чего свалил с полной звякающей сумкой. Гомон в квартире не утихал.

Праздник у них был. Парти. Молодежная «туса». Развеселая ночная гулянка. Всеобщий лихорадочный подъем, беспричинный смех, музон, гиперактивность, никто не думает спать…