— Не останавливайся, — Тигран накрывает мою ладонь, подталкивая двигать быстрее. — Или на этом твоя смелость закончилась?

— Ты… Ты сейчас подшучиваешь надо мной? Развернусь и уйду.

— Развернешься? Может быть, — пальцы мужчины надавливают на клитор, заставляя задрожать. — Уйдешь? Ни за что, мышка.

Фыркаю, отплевываясь от воды, и Тигран тут же уменьшает напор. Теперь капли не бьют по телу, а ласкают вместе с ладонями мужчины. Он действительно разворачивает меня спиной к себе, член проезжает меж ягодиц.

— Упрись в стену, будет удобнее.

Следую приказу, чувствуя, как предвкушение звенит в венах. Мешает кровотоку, забивает лёгкие. Не вижу мужчину и не знаю, что он сделает в следующее мгновение.

Вскрикиваю, когда легкий шлепок опускается на бедро. Возмущенно шиплю, желая развернуться. Но Тигран тут же поглаживает кожу, а другой рукой вводит в меня два пальца.

Заставляет забыться, полностью отдаться чувствами. Поднимаюсь на носки, будто уходя от прикосновений, задыхаюсь, когда мужчина двигает пальцами сильнее.

Растягивает меня заново, ласкает, превращает в желе. Которое ничего не может, не хочет, не способно. Только стонать и отдаваться, задыхаясь, когда нити внутри стягивают все органы.

— Тигран! — он отступает, оставляя меня в холоде, на грани возбуждения. Мужчина молчит, издевается, а после касается моей груди. Его ладони размазывают гель для душа, покрывают всё белой пеной. — Ты…

— Что такое, мышка? Ты же хотела воду экономить… Или ты за другим пришла ко мне?

— Ты… Тиран! Вот самый настоящий.

— А ещё самый любимый. Да?

— Да! — его скользкие пальцы касаются лона, поглаживая. Едва ласкают, как мир взрывается. Ловлю губами воздух от резкого толчка, почти впечатывающего меня в стену. — Ох!

Тигран двигается быстро, сжимая мои бёдра. Сильнее выгибаюсь, сама подаюсь навстречу. Поток воды заглушает пошлы шлепки, но они всё равно отпечатываются в памяти. Ложатся краснотой на лицо, желанием под кожу.

С каждой секундой невидимая нить давит на шею всё сильнее. Задыхаюсь, пока клеточки в теле отмирают. Ноги немеют, меня начинает потряхивать. Не могу справиться с напором, новый толчок — новая волна возбуждения.

Я кричу, не сдерживаясь, делюсь всем, что происходит со мной. Как одно касание к груди превращается в стон, а поцелуй на затылке заставляет задрожать. Я хнычу, когда Тигран резко выходит из меня, оставляя без прекрасного чувства наполненности.

Он разворачивает лицом к себе, забрасывая мою ногу на своё бедро, и врывается снова. Не жалеет губы, которые пощипывает от укусов. Сжимает мои соски, а возбуждение гуляет по телу, растаптывая меня.

Я прикрываю глаза, отдаваясь ощущениям. Как струна в душе натягивает, звенит напряжением, а после лопается, ошпаривая всё внутри. Ноги подкашиваются, не держат. Но Тигран подхватывает меня, с рычанием впечатывается новым поцелуем.

— Люблю.

Не уверена, кто произносит, я не подвластна над своим телом. В голову шумят взрывы, раздирая меня на кусочки.

— Люблю, мышка. Лучшая, — поцелуй на щеке, когда я окончательно падаю в его объятия. — Любимая, — укус за губу, последний сильный толчок. — Блядь, пиздец, мышка. Что ты со мной творишь?

— Не знаю, не знаю. А ты со мной?

— Тебя я люблю, Лана. А ты меня приворожила.

— Нет, — перехватываю его ладонь, когда мужчина тянется к мочалке. — Я не выдержу ещё раз.

— Всего лишь хочу тебе помочь, это преступление?

— Да! Я… Сама.

— Ещё чего. Вдруг поскользнешься? Я читал, такое бывает. Не-а, не оставлю тебя одну.

И смотрит так, словно из душа мы выберемся не скоро.

Пришла мышка в логово тигра…

И довольна же.

— Может воды принести?

— Я похож на умирающего?!

Прячу улыбку, когда на меня огрызаются. Обидно, немного, но лучше, чем слушать тишину. Я раздвигаю шторы, впуская солнечный свет в палату. Поправляю фрукты на тумбочке, пока кто-то громко ворчит.

Не старый.

Не немощный.

И сам со всем справится.

Ага.

Забираюсь в кресло с ногами, зная, что мне влетит от санитарки, если увидит. Тут всё стерильно, надо аккуратно. А у меня и халат сползает с плеч, и бахилы порвались.

Я бы серьезнее относилась ко всему, если бы не один «умирающий» на больничной койке. Смотрю, любуюсь. Чувствую, как все переживания медленно вытекают из тела.

— Лана! Я её… А она… Ясно всё с тобой.

— Ну пап! Так мне жалеть тебя или ты в порядке? — смеюсь в кулак, качая головой. — Ты же сам кричал на меня вчера, что я ношусь вокруг.

— Не кричал, ты наговариваешь. Стал бы я на свою дочь кричать? Пфф. Взяли моду клеветать на отца.

— Пап!

— Да в порядке я, живой. Ещё немного и сбегу отсюда, и так продержали. А сестра твоя от рук совсем отбилась. Не приносит мне дела фирмы.

Слушаю шуточные жалобы отца, кивая на каждую фразу. Смотрю и смотрю. На седые волосы, осунувшееся лицо, маленькие рубцы на висках. Когда Мина позвонила с новостью, что отца нашли, мне казалось — умру на месте.

Хорошо, что Тигран был рядом и поддержал. И морально, и в своих объятиях, не давая упасть. Где-то в глубине души я думала, что отец просто сбежал. У него были долги перед Эриком Мафиоцци, очень большие.

И если бы Мина не договорилась с мужчиной, я не знаю, как расплачивалась бы по счетам отца. Но… Лучше бы папа сбежал, затаился. Я знала, что он не бросил бы меня и Мину, но…

Лучше, чем провести несколько месяцев в больнице. В коме, с частичной амнезией. Без документов, имени, способности сообщить всё нам. Я… Мне кажется, я первые видела, как сестра плачет так.

Сама же не могла даже говорить, когда увидела отца. Отмахивалась, даже не отвечала на вопросы Тиграна. Просто переживала, что с ним что-то случится ещё, вдруг повреждение были слишком сильными?

Но Тигран и Эрик перевели отца в лучшую клинику, заставили проходить миллион обследований. А ещё будто сцепились, два взрослых мужчины, кто перед тестем сильнее выслужится.

Нам же с Миной достались другие заботы. Я уговаривала отца не выписываться, закончить лечение. А сестра скрывала все дела фирмы, чтобы он не переживал.

Это ведь ещё я не рассказала о том, что беременна. А Мина молчит о том, что с главным кредитором отца встречается и долга, как бы, давно нет. Не нужно ему волноваться.

— Что твой Тигран? — отец фырчит, садясь на кровати. — Он старый, Лана.

— Не настолько! Ему тридцать шесть же.