Единственным вопросом, вызывавшим разногласия между ними, была проблема с оплатой гостиницы.

Келси настаивала на том, чтобы самой оплатить дорожные расходы, что было Наоми совершенно непонятно. Внутри ее все кипело, но она молчала и во время приготовлений, молчала во время перелета, молчала, пока все они регистрировались в отеле. Только вечером, когда, покончив с остальными делами, Наоми пригласила дочь поужинать с ней в номере, ее недоумение выплеснулось наружу.

— Это же ни в какие ворота не лезет! — В волнении Наоми расхаживала из стороны в сторону, не обращая никакого внимания на легкую закуску и бутылку вина, которые она заказала исключительно для того, чтобы придать предстоящему разговору дружелюбный характер. — Ты приехала сюда как полноправный представитель «Трех ив», чтобы помогать Боггсу с Гордостью Виргинии. Это бизнес, а не познавательная экскурсия.

— Я приехала сюда, — поправила Келси, — потому, что сама так захотела, и еще потому, что не променяла бы Блюграсс Стейкс и дерби ни на что в мире. Что касается Горди, то в данном случае ты не права. Боггс и Моисей способны сделать все необходимое и без моего участия. Я им не нужна.

— Зато ты нужна мне! — не сдержавшись, выпалила Наоми. — Ты даже не можешь себе представить, как важно для меня чувствовать тебя рядом, знать, что ты захотела быть здесь, знать, что после всех потерь и разочарований мы снова будем вместе, и не только во время выводки, но и во время всех этих дурацких мероприятий, которые предшествуют самому главному — стремительному двухминутному броску наших лошадей. Да я предпочла бы неделю просидеть с тобой в отеле, чем выиграть дюжину дерби, а ты не позволяешь мне оплатить твой гостиничный счет!

Келси была несколько ошарашена горячностью и откровенностью Наоми и только молча следила за тем, как она меряет шагами ковер. Ей еще не приходилось видеть мать такой взволнованной, кипящей, брызжущей эмоциями, но зато она наконец узнала в Наоми женщину, которая так весело улыбалась на своей свадебной фотографии и так бесшабашно флиртовала с мужчинами. И которая застрелила одного из них.

— Просто это показалось мне не совсем правильным, — осторожно начала она и тут же остановилась, увидев, как поднялись брови Наоми.

— Почему — неправильным? Потому что не я тебя воспитала? Потому что я сидела в тюрьме вместо того, чтобы учить тебя завязывать шнурочки и бантики?

— Я не это имела в виду…

— Я не надеюсь, что ты простишь меня за это, — перебила Наоми. — И не жду, что ты это забудешь, как не жду, что ты полюбишь меня и будешь считать своей матерью. Я надеялась только, что «Три ивы» станут для тебя родными, но этого, увы, не произошло. Что ж, тем хуже для меня!

«И эту бурю я накликала лишь тем, что позволила себе воспользоваться собственной кредитной карточкой?» — удивленно подумала Келси.

— Откровенно говоря, — осторожно начала она, готовясь отразить следующий выпад, — я действительно отношусь к «Трем ивам» как к своему дому. Но это не значит, что я могу злоупотреблять своим положением на ферме. Если ты понимаешь, что я имею в виду.

Келси ждала взрыва, но взрыва не последовало. Наоми, с видимым усилием подавив свой гнев, села в кресло.

— Если ты не хочешь, чтобы это путешествие оплатила я, то пусть деньги заплатят «Три ивы». Твоя работа на ферме уже стоила тебе по крайней мере части наследства, и я чувствую себя виноватой…

— Значит, это, так сказать, компенсация? Хорошо. — Глаза Наоми затуманились, и Келси резким движением воздела руки к потолку. — Это же глупо! Я и представить себе не могла, что ты будешь так переживать. Что ж, оплати мой гостиничный счет, если тебе это так важно.

Она отбросила назад волосы и повернулась к матери.

— Ты знаешь, меня всегда интересовало, откуда у меня этот бешеный темперамент. Что бы ни случилось, папа всегда остается безмятежным и невозмутимым, словно озерная вода. А ты… ты кажешься такой сдержанной, уравновешенной, ответственной. Стоит уступить, лишь бы увидеть, от кого мне достался мой характер.

— Я рада, что мне удалось помочь тебе раскрыть еще одну маленькую тайну бытия. Твоего бытия. — Наоми резко передернула плечами и взяла с тарелки крупную клубничину. — После схватки, независимо от ее исхода, я всегда чувствую себя голодной. Хочешь?..

Она придвинула Келси вазу с фруктами.

— С удовольствием. — Келси выбрала себе крупное румяное яблоко.

— Я хочу сказать тебе одну вещь… — начала она таким тоном, что у Наоми, разливавшей вино, невольно дрогнула рука. — Я считаю тебя матерью, думаю о тебе как о матери. Иначе меня давно бы здесь не было.

Наоми быстро наклонилась и поцеловала Келси. Потом, справившись с волнением, она твердой рукой долила вино.

— За «Три ивы» и за двух женщин, которые там живут! — Наоми чокнулась с Келси. — Я очень долго ждала момента, когда наконец смогу поднять за это тост.

Дни, остававшиеся до скачек на приз Блюграсс Стейкс, пролетели стремительно и незаметно. За это время Келси встретила больше людей, чем в состоянии была запомнить, и узнала о скачках едва ли не столько же, сколько за месяц жизни на ферме. Каждое утро она поднималась с рассветом и спешила на ипподром, чтобы понаблюдать за тренировками и сравнить Гордость Наоми с другими жеребцами и кобылами, которые длинными плавными скачками неслись сквозь утренний туман. Оттуда она направлялась на конюшенную площадь или в паддок, изучала жокеев, рассматривала тренеров и выпытывала у Боггса самые последние новости.

Когда ей удавалось загнать в угол Рено Санчеса, она тут же начинала расспрашивать жокея, что он думает о предстоящей скачке и какой стратегии намеревается придерживаться, искренне переживая за него, за жеребца и за состояние трека.

— Послушай, — спросил как-то Рено, когда они остались вдвоем в деннике Горди. — Кто поедет на этом жеребце — ты или я?

Келси надула губки и некоторое время молчала, покачиваясь на каблуках.

— Ты, но…

— Но ты предпочла бы взять повод в свои руки. Обиженная гримаска Келси превратилась в улыбку.

— Может быть. — Она погладила жеребца по мягкому, бархатному носу. — Я просто заразилась всем этим.

— То-то ты вся горишь. — Рено заложил большие пальцы в карманы своего темно-синего шелкового костюма. В гостинице его ждала женщина, и на уме у жокея было множество грандиозных планов.

— Это же составная часть нашего мира, — проговорила Келси. — Честолюбие, выдержка… — Она достала из кармана яблоко и протянула его Горди. — Любовь, в конце концов.

— Все правильно, — согласился Рено, размышляя про себя о том, что сейчас, пожалуй, не стоит говорить Келси о вещах, способных омрачить нарисованную ею идеализированную картину мира, который она только-только начала постигать. Ставки, шансы, деньги… Келси сама узнает об этом, но в свое время, подумал он, и дружески хлопнул ее по спине.

— Ладно, развлекай нашего мальчика, да не забывай напоминать ему о его кентуккийском сопернике. Нельзя давать ему расслабляться.