– Не боишься пробить башкой очередное стекло?

– Нет. Ведь ты Глебу ничего не расскажешь! – Он затушил сигарету и открыл дверь в салон.

– А что в капсулах? – спросила я, не надеясь на ответ.

– Зелёные человечки, – подмигнул мне Никитин и ушёл.

Я всё-таки закурила. Чёрт с ним, с розовым сарафаном.

Когда подъедем к границе, шепну Бизону на ушко, что я очень его люблю…

Получив пропуск, я сам сел за руль, заявив Никитину, что в его услугах водителя больше не нуждаюсь.

Перед тем как нажать на газ, я оглядел салон и пришёл к выводу, что наш автобус смахивает на выездную палату сумасшедшего дома. Мало того, что снаружи его грязные стены были исчирканы пулями, так ещё и внутри творилось чёрт знает что. И даже не выбитые окна, не кровь, не автоматы и пистолеты, валяющиеся на полу, не пленники в туалете и не шаман в длинном одеянии с бубном делали наш гуманитарный подарок камбоджийским детям весьма и весьма странным. Больше всего меня смущал развратно-дорогой мотоцикл с восседающей на нём голой надувной бабой. Баба была плохо надута, её резиновая плоть провисала в самых нужных и существенно-важных местах, и от этого мне почему-то неловко было смотреть на её красные, приоткрытые губы, и глаза, в которых читался самый настоящий упрёк.

Едва мы отъехали от Акташа, как признаки цивилизации совсем пропали. О ней напоминала только асфальтированная дорога, движение по которой сильно затрудняли пьяные мотоциклисты алтайской наружности, которые носились по трассе, не соблюдая ни рядности, ни скоростного режима. Я едва успевал от них уворачиваться, словно от ополоумевших осенних мух, норовящих разбиться о лобовое стекло.

– Пьяные местные жители любят кататься, – прокомментировал это удивительное явление Адабас. И хвастливо добавил: – Меня тут каждая собака знает!

Пейзаж за окном стал напоминать пустыни Дикого Запада. Лес и скалы незаметно преобразовались в бескрайнюю степь и невысокие горы без буйной растительности.

Элка сидела рядом со мной и, как мне казалось, хотела что-то сказать, но никак не решалась. Я не стал её пытать и расспрашивать, я жал на газ и изо всех сил пытался уложиться в оставшиеся у нас сорок минут.

Чтобы спасти заложников.

Чтобы освободиться, наконец, от гнетущей ответственности за чужие жизни.

Чтобы плюнуть на всё и сказать Ильичу, что я больше у него не работаю.

Чтобы, обняв Элку в розовом сарафане, двинуть от границы в обратный путь. Может быть даже пешком. А может – на туристическом мотоцикле, выигранным в очко у бандитов. Лишь бы домой. В глухую, тихую заводь с тикающими часами, с капающей из крана водой, с бормотанием телевизора и выкипающим чайником на плите… Что-то не хочется мне больше подвигов педагога. Готов променять их на спокойные будни спецназовца. Или пожарного. Или работника уголовного розыска. В любом случае – хуже, чем этот рейс, в моей жизни точно уже ничего не будет.

Эти последние километры давались мне с огромным трудом.

Голова болела, руки тряслись, в глазах мелькали разноцветные мушки. Но я не мог отдать эти несколько километров ни Элке, ни Дэну, ни Сазону, ни Мальцеву, ни тем более Ильичу. Я должен был привести автобус к границе сам. Это было дело полководца, ведущего своё войско в бой.

Это было дело чести.

Ташанта оказалась кособокой серенькой деревенькой с одной главной дорогой, несколькими невзрачными домиками и весёлыми жителями экзотичной наружности. Кажется, жители эти были большей частью пьяны, потому что взирали на мир счастливым затуманенным взглядом.

Не доехав до пункта таможенного контроля метров сто пятьдесят, мы упёрлись в длинную автомобильную очередь. Судя по всему, очередь двигалась очень медленно, потому что большинство машин стояли с выключенными движками, а в некоторых из них обстоятельно и деловито обедали, так как в раскрытые окна то и дело летели пакеты из-под молочных продуктов, колбасная кожура и упаковки от «быстрой» лапши.

До назначенного часа у нас оставалось десять минут.

Десять минут и – пять жизней, за которые я был в ответе.

– Не успеем, – прошептала Беда. – Не успеем, будь оно всё неладно!!

– Может, взять автоматы и попробовать пробиться без очереди? – Я и сам не понял, пошутил я, или нет.

– Очень умно, – фыркнула Элка. – От автоматов и прочего оружия нужно немедленно избавиться. Кстати, пленники в туалете тоже могу вызвать на досмотре вопросы.

– Я слышал, здесь иногда сутками на досмотр стоят, – со знанием дела заявил Дэн.

– Собери всё оружие и выбрось… куда-нибудь в поле, – чувствуя, как всё мертвеет внутри, приказал я Никитину.

Дэн с готовностью пошёл выполнять моё абсурдное распоряжение. Совершенно не таясь, он вынес груду оружия на обочину, бросил в канаву и забросал всем, что попалось под руку – ветками, камнями, пустыми упаковками от «быстрой» лапши, банановой кожурой, пустыми банками и бутылками. Его действия не вызвали ни малейшего интереса ни у сидящих в машинах людей, ни у праздно шатающихся местных жителей. По-моему, пофигизм здесь витал в воздухе, был вирусом, которым заражались все, кто этим воздухом дышал. Отряхнув руки, Никитин вернулся в автобус.

– Давай в объезд! – сказал Адабас. – Подъезжай во-он к тому белому ангару, а там без очереди прорвёмся! Даром я что ли, шаман? Да начальник таможни мой родной дядька!!

Я крутанул руль влево и по обочине, под вопли и ругательства других водителей, обошёл пробку. На ангаре висела скромная вывеска «Зона таможенного контроля». Нужно было ещё немножечко обнаглеть и вклиниться между чёрной «девяткой» и белой «Волгой», но водилы, почуяв неладное, прижались друг другу, не давая ни сантиметра пустого пространства, куда я бы мог втиснуть тупорылую морду «скул баса».

Оставалось всего семь минут, чтобы спасти бельгийских детей и женщин.

– Я гуманитарная помощь! – в отчаянии заорал я в окно, но увидел в ответ из «девятки» и «Волги» только неприличные жесты.

– Камбоджийским сиротам… – с трудом выговорил я, глядя, как секундная стрелка стремительно несётся вперёд.

– Откройте двери! – попросил Адабас. – Я сейчас… – Он выскочил из автобуса и умчался в белый ангар.

– Выпустите из туалета Викторину и Германа! – заорала Беда.

– И сдуйте, сдуйте же наконец эту развратную бабу! Или хотя бы снимите её с мотоцикла, – чуть не плача попросил я. – Мы не успеем…

– Пять минут, тридцать секунд, – упавшим голосом сказала Элка. – У нас есть ещё больше пяти минут!

Было что-то ещё, что нужно было сделать немедленно, но я напрочь позабыл – что.

– Капсулы! – подсказала мне Элка. – Капсулы нужно сунуть в мешок с оставшимися сухофруктами и запереть в сейф!!

– Элка, сделай это быстрее, – чувствуя, что готов потерять сознание, я протянул ей завязанный узелком носовой платок.