— Прошу прощения?

— Так произошло со мной. Когда умерла моя жена, в больнице я увидел мужика, пришедшего забрать сосуд ее души, — и ба-бах, я стал Торговцем Смертью. Вы видели меня сегодня, когда меня не видел никто, вы видели сточную гарпию в ту ночь в переулке. А по большей части их вижу только я.

Ривере очень, очень хотелось передать этого парня психиатрам в больнице и никогда больше с ним не встречаться, но закавыка в том, что он действительно видел в ту ночь женскую тварь в переулке — и потом еще раз, уже на собственной улице. А также читал рапорты обо всякой дичи, что творилась в городе последние недели. И не просто обычная сан-францисская дичь, а действительно дикая: например, стая воронов напала на туриста в Койт-Тауэр, один мужик въехал на машине в витрину магазина в Китайском квартале под предлогом того, что старался не сбить дракона, а по всей Миссии люди утверждали, будто видели, как у них в мусорных баках роется игуана, одетая мушкетером — с крохотной шпагой и прочим.

— Я могу доказать, — сказал Чарли.

— Отвезите меня в музыкальный магазин на Кастро.

Ривера посмотрел на печальные голые кубики льда у себя в стакане и произнес:

— Чарли, вам кто-нибудь когда-нибудь говорил, что за ходом вашей мысли трудно следить?

— Вам нужно поговорить с Мятником Свежем.

— Конечно, это все и проясняет. А заодно и с Хрустиком Кремом.

— Он тоже торгует смертью. И подтвердит, что я вам рассказывал правду, и вы меня отпустите.

— Вставайте, — сказал Ривера.

— Я еще вино не допил.

— Оставьте деньги за выпивку и встаньте, пожалуйста. — Ривера пальцем подцепил наручники Чарли и поднял его на ноги.

— Едем на Кастро.

— По-моему, я не смогу в наручниках опираться на трость.

Ривера вздохнул и посмотрел на серферов внизу. Ему показалось, будто в волне за спиной у одного движется что-то крупное, однако едва сердце его подскочило от возбуждения, из гребня высунул усатое рыло морской лев, и Ривера вновь упал духом. Он кинул Чарли ключи от наручников.

— Ждите меня у машины, мне надо отлить.

— Но я же могу сбежать.

— Это запросто, Чарли. Только сначала заплатите.

Антон Дюбуа, хозяин лавки «На полку их, Дэнно», служил Торговцем Смертью дольше прочих в Сан-Франциско. Само собой, он сначала не называл себя Торговцем Смертью, но когда их так назвал этот парнишка Мятник Свеж, который открыл музыкальный магазин на Кастро, Антон уже и не думал о себе иначе. Ему стукнуло шестьдесят пять, здоровье подводило — телом своим он всю дорогу пользовался почти исключительно для того, чтобы носить на нем голову, в которой большую часть времени и жил. Но годы чтения превратили ее в энциклопедию по науке и мифологии смерти. Поэтому в тот четверг, сразу после заката, когда в окнах его лавки почернело, словно из вселенной вдруг высосали весь свет, и к нему за стойку, где он сидел с книгой под маленькой лампой, будто на желтом островке в неохватной черноте ночи, по проходу двинулись три женские фигуры, Антон Дюбуа оказался первым человеком за последние полторы тысячи лет, который в точности знал, что — кто — это.

— Морриган, — произнес он, и в голосе его особого страха не слышалось.

Антон отложил книгу, но страницу закладывать не стал — незачем. Снял очки, протер полой фланелевой рубашки, затем снова надел, чтобы ничего не упустить. Пока Морриган были иссиня-черными очерками, что перемещались по глубоким теням лавки, но он их видел. Когда Антон заговорил, они остановились. Одна зашипела — не по-кошачьи, долго и стойко, а скорее как воздух, что выходит из надувного плота, который один лежит между тобой и темным морем с акулами: то шипела, сочась в расходящиеся швы, сама жизнь.

— Я так и думал. Что-то происходит, — сказал Антон, теперь — отчасти нервно.

— И знаки были, и пророчество Люминатуса — я так и знал, что-то должно произойти. Но не думал, что это будете вы — лично, так сказать. Весьма увлекательно.

— Приверженец? — спросила Немайн.

— Поклонник, — сказала Бабд.

— Жертва, — сказала Маха.

Они сгрудились вокруг него — за границей света.

— Я перевез сосуды души, — сказал Антон.

— Догадался, что с прочими что-то случилось.

— Ай, ты разочарован, что не первый? — спросила Бабд.

— Все будет как в первый раз, тыковка, — сказала Немайн.

— Во всяком случае, для тебя. — И она хихикнула.

Антон опустил руку под стойку и нажал кнопку. Над передними витринами и входом в лавку начали разворачиваться стальные шторы.

— Боишься, как бы мы не сбежали, черепах, — сказала Маха.

— Правда же, он похож на черепаху?

— О, я знаю, шторы вас не удержат, они здесь не для этого. В книгах говорится, что вы бессмертны, а я подозреваю, что это не совсем так. Слишком много ходит историй о воинах, которые вас ранили и видели, как вы исцеляетесь прямо на поле битвы.

— Мы останемся еще на десять тысяч лет после твоей смерти — которая, могу прибавить, начнется уже довольно скоро, — ответила Немайн.

— Души, черепах. Куда ты их дел? — Она дотянулась лапой, и заточенные когти цапнули свет у лампы. Яд капал с них и шипел, пузырясь на полу.

— Ты, стало быть, Немайн, — сказал Антон.

Морриган улыбнулась — в темноте сверкнули ее зубы.

Антона объял странный покой. Тридцать лет он так или иначе готовился к этому. Как там говорили буддисты?

«Ты можешь поистине жить, только будучи готовым к своей смерти».

Если тебя не подготовили тридцать лет сбора душ и наблюдения за тем, как люди умирают, что вообще способно тебя подготовить? Под стойкой Антон аккуратно отвинтил колпачок из нержавеющей стали, что прикрывал красную кнопку.

— Вон те колонки в глубине лавки я установил несколько месяцев назад. Вы наверняка их видите, хоть мне и не видно, — сказал Антон.

— Души! — рявкнула Маха.

— Где?

— Я не знал, понятно, что это будете вы. Мне казалось, должны явиться эти маленькие твари, которые шляются тут по району, — я их видел. Но вам, я чаю, музыка тоже должна понравиться.

Морриган переглянулись.

Маха прорычала:

— Кто сейчас говорит «я чаю»?

— Он лепечет, — сказала Бабд.

— Давайте его пытать. Вынимай у него глаза, Немайн.

— Вы помните, как выглядит клеймор? — спросил Антон.

— Здоровенный двуручный палаш, — ответила Немайн.

— Хорошо бошки оттяпывать.