— У него есть ружье?

— Утверждает, что нет, сэр. Доказать иное пока не удалось. По словам миссис Докри, однажды она видела у поляка ружье, но с тех пор прошло две недели, и это была винтовка калибра 0,22, одолженная ему Линдейлом и позднее возвращенная владельцу. Мистер Линдейл это подтверждает. Он — владелец фермы Рашифорд. Это вот здесь, на хоуксхэдской дороге.

— Что ж, перейдем к нему, — предложил Хемингуэй. — Как я погляжу, его ферма расположена очень удобно: тропа доходит до приступки в начале Фокс-лейн. У него были причины убить Сэмпсона Уорренби?

На вопрос ответил сам полковник:

— Вроде бы нет. Он здесь новенький. Приобрел ферму около двух лет назад. Бывший биржевой брокер. Женат на миловидной женщине, у них ребенок. Насколько я понимаю, они почти молодожены: их девочка еще совсем малышка.

— Действительно, сэр, — подтвердил сержант. — Нет оснований думать об участии Линдейла в преступлении, за исключением его нескрываемой нелюбви к покойному и приставания последнего, добивавшегося назначения адвокатом в Речной комитет. Это было у Уорренби навязчивой идеей, но его кандидатура никого из них не устраивала.

— Кто эти «они»? — спросил Хемингуэй. — Неужели это лакомая работенка? Впрочем, я ничего не смыслю в Речных комитетах.

— Никакая не лакомая! — махнул рукой полковник. — Из нее мало что выжмешь, просто она стала бы приятным дополнением к его делам. На мой взгляд, Уорренби жаждал ее ради общественного статуса. Она позволила бы ему завести престижные знакомства. Ну, и приобрести вес в графстве. Энергичный был человек! Его назначение зависело как раз от этих людей: сквайра, Гэвина Пленмеллера, Генри Хасуэлла, Линдейла. Все они — собственники речных берегов, решают вопросы рыбных ресурсов и ловли. Речка Раши протекает по землям сквайра и Линдейла. На ней также расположены земли Хасуэлла и Пленмеллера. Не пойму, как подобные обстоятельства могут довести до убийства? Если бы Линдейл не оказался на том приеме, то, по-моему, вообще не привлек бы внимания следствия.

— Дело в том, сэр, что не существует свидетелей его занятий между шестью пятьюдесятью, когда он покинул «Кедры», и половиной восьмого.

— Да-да, Карсторн, вы были совершенно правы, решив его допросить!

— Чем он в это время занимался, по его собственным словам? — спросил Хемингуэй.

— Примерно в 6.50, — стал докладывать сержант, не отрывая взгляда от блокнота, — они с мистером Эйнстейблом покинули «Кедры» через ворота и двинулись по тропинке. Миссис Линдейл ушла домой этим же путем на четверть часа раньше. Ее приходящая домработница не готова показать под присягой, когда именно хозяйка вернулась на ферму, но утверждает, что это было гораздо раньше семи, когда домработница уходит. Конечно, миссис Линдейл могла бы снова уйти позднее, но это вряд ли, она же молодая мать. Не оставила бы малышку одну. Линдейл немного проводил Эйнстейбла. Потом сквайр свернул, чтобы осмотреть свои новые посадки, а Линдейл продолжил путь на свою ферму. По его словам, он не сразу вошел в дом, а сначала проверил, выполнили ли работники поручение — починку ограды заливного луга в стороне от дома. Работники к тому времени уже разошлись, он никого не застал. Линдейл говорит, что вернулся домой к семи тридцати через свое пшеничное поле. Его жена это подтверждает.

— Пока ничего особенного в глаза не бросается, — заметил Хемингуэй. — А что там с вашим сквайром?

— Сквайр Эйнстейбл осмотрел посадки и вернулся домой только без четверти восемь. Кстати, миссис Эйнстейбл покинула компанию раньше, в шесть тридцать, уехав на машине. Это подтверждает мистер Пленмеллер. Он встретил ее, когда возвращался с бумагами для сквайра, она остановилась перекинуться с ним словечком. Она неважно себя чувствовала: по его словам, плохо выглядела и сильно нервничала. Болезненная особа. Рано, сразу после чая, ушел викарий Клиберн: ему понадобилось навестить захворавшего прихожанина. В этом я не склонен сомневаться, сэр: пока не проверял его, но…

— И не надо, — посоветовал Хемингуэй. — У вас найдутся другие дела. — Конечно, в случае чего мы им займемся, но это меня сильно удивило бы. Жена викария — еще куда ни шло, хотя и это маловероятно.

— Миссис Клиберн и мисс Уорренби ушли последними, сэр, — доложил сержант. — На часах было семь десять. Мисс Уорренби вышла в садовую калитку, а миссис Клиберн двинулась в сторону Вуд-лейн. Я проверил. Пожилой житель одного из коттеджей на Хай-стрит, напротив Вуд-лейн, сидевший на своем крыльце, видел, как миссис Клиберн шла по этому проулку. Он не заметил, в котором часу это было, но она остановилась с ним поздороваться, прежде чем отправиться к себе домой. По его словам, он видел также мистера Пленмеллера, шагавшего не в Торнден-Хаус, а по улице, в направлении «Красного льва». Ружья у него не было, старый Рагби непременно заметил бы его.

— Миссис Клиберн тоже вычеркиваем, — решил Хемингуэй. — Что это за субъект с заковыристой фамилией? Ее я раньше слышал, но его самого не представляю.

— Слышали, а как же! — проворчал полковник. — Он сочиняет детективы. Сам я такого не читаю, но, говорят, у него получается довольно лихо.

— То-то я подумал, что дело выглядит слишком гладко, чтобы все так и было на самом деле, — усмехнулся Хемингуэй. — Принимаемся за очередного любителя преступлений! Как у него насчет алиби, сэр?

— Оно вызывает сомнения, — сухо ответил полковник. — Воспроизведите ему слова Пленмеллера, сержант. Пусть знает, с кем имеет дело.

— Беда в том, сэр, что я не знаю, как с ним быть, — пожаловался сержант. — Создается впечатление, будто он прямо спал и видел, чтобы влипнуть в дело об убийстве! Сегодня в полдень я отыскал Пленмеллера в пабе «Красный лев», где он пил пиво в обществе майора Миджхолма. Он изображал завсегдатая, охотно болтал об убийстве и доказывал, что преступление совершила жена майора в отместку за жестокое обращение Уорренби с одной из ее собачонок. Все это, конечно, в шутку, но было видно, что майор недоволен. Ну, а потом Пленмеллер стал доказывать, что вполне мог сделать это сам. Большой шутник! Я, правда, не мог тратить зря весь день, поэтому подошел к стойке, представился и предложил ему поговорить. Вот что я вам скажу, сэр: ничто иное его так не обрадовало бы! Можно было подумать, что все это — театральная постановка, а мы выпиваем в антракте и обсуждаем ее. Какая-то непристойность! Но Пленмеллеру не откажешь в хладнокровии. Я, конечно, не стал задавать ему вопросы в пабе, предполагая, что мы пойдем к нему, но у него было другое на уме. «Кстати, — говорит, — хотите знать, где я находился, когда было совершено преступление? Точно знаю, что алиби у меня нет». Тут майор на него напустился: мол, он знает, что Пленмеллер спокойно шел домой, когда остальные — сам майор, мистер Драйбек и мисс Дирхэм — ехали в машине младшего Хасуэлла. «Откуда вам знать, что я направился домой? — возразил Пленмеллер. — Мало ли куда я забрел! Крейлинг — хозяин паба — присягнет, что вчера вечером я не показывался здесь до восьми часов!» Крейлинг, конечно, и не подумал утверждать что-либо подобное: наоборот, выразил уверенность, что Пленмеллер пришел в паб гораздо раньше, хоть и не вспомнил, когда именно. Держу пари, Пленмеллер подговаривал владельца паба не обеспечивать ему нежеланное алиби. Я не успел и рта раскрыть, как с ним резко, по-военному заговорил майор: потребовал перестать дурачиться и превращать трагедию в фарс. Пленмеллер засмеялся и ответил, что собирает ценный материал для новой книги и ему полезно побывать в шкуре главного подозреваемого. Правда, потом посерьезнел и сознался, что сначала пошел домой, а затем отправился в «Красного льва», вот только это вряд ли доказуемо, поскольку мисс Блайндберн, экономка, его не видела. Она находилась в кухне и не могла слышать, как он приходил, потому что глуха как пень. Глухота экономки подтвердилась.