Не так ли?

Американская же «демократия» — дело серьёзное, заранее задуманное «на вырост» в глобальном масштабе…

Позднее, уже в 60-х годах XX века, советские академические источники утверждали, что появление доктрины Монро якобы не было связано с указом 1821 года, но ранее, в томе 40-м первой БСЭ за 1938 год прямо отмечалось, что эта доктрина была «первоначально противопоставлена» во вторую голову «планам Священного союза организовать интервенцию в Америку, где бывшие испанские и португальские колонии отделились от метрополии», а в первую — «претензиям царской России, владевшей тогда Аляской».

Вот так!

Да что там «историки» хрущёвско-брежневского ЦК КПСС! Такой оригинальный умница, как Николай Яковлевич Данилевский, автор глубокого труда «Россия и Европа», во времена, когда на Вашингтонском договоре 1867 года об уступке Русской Америки только-только просохли чернила, с явным одобрением писал о «простом и незамысловатом учении», носящем «славное имя учения Монроэ (старая форма написания «Монро». — С.К.)», не усматривая антирусского аспекта этого «славного» учения.

Просты мы всё же в России даже тогда, когда провозглашаем, как Данилевский, что не мешало бы и Россию иметь, в том числе — и для русских, если уж Америка — для американцев. Впрочем, возможно, Николай Яковлевич не был знаком непосредственно с текстом послания Монро и с параграфом седьмым этого послания… Об этом хитром параграфе будет рассказано много позже — в главе 11 «Немного об историках и о геополитике».

Индийский националист Джавахарлал Неру в своём «Взгляде на всемирную историю», написанном в английских тюрьмах для дочери — Индиры Ганди, оценил доктрину Монро именно как деятельный националист, боровшийся за независимость собственной родины, и наивно утверждал: «Соединённые Штаты предотвратили с помощью доктрины Монро вмешательство Европы в дела Латинской Америки». Однако Неру был честным человеком и антиимпериалистом, поэтому он тут же прибавил: «Но когда они разбогатели, они стали искать новых сфер для внешней экспансии. Их взоры, естественно, обратились прежде всего к Латинской Америке».

О Русской Америке Неру нигде не упоминает — она была для него таким же третьестепенным фактом мировой истории, как и для авторов советских академических источников 1960–1980-х годов. Однако насчёт Америки Южной отец Индиры Ганди сказал всё верно, так ведь оно и было! Янки не стеснялись заявлять о правах США на любые земли в Западном полушарии в самом глумливом стиле… Скажем, имея в виду Кубу, Джон Куинси Адамс писал в 1823 году американскому послу в Испании, что «эти острова по своему местоположению являются естественным придатком к североамериканскому континенту».

Острова как придаток к континенту — это было в географической науке чем-то вроде открытия. Но почему бы его и не сделать члену Московского общества испытателей природы с 1810 года Адамсу? Вот он и доказывал правомерность своего избрания в «испытатели природы», заявляя также и то, что как яблоко, «оторванное бурей от родного дерева, не имеет выбора и может упасть только на землю», так и Куба, если перестаёт быть испанской, «может тяготеть только к материнскому лону, к североамериканскому континенту».

Ну, Ньютон от политики, да и только!

Адамс же заявлял, что континент Северной Америки должен стать достоянием янки подобно тому, как Миссисипи должна течь к морю. И, собственно, ещё до Адамса, в 1805 году, госсекретарь Мэдисон «открыл», что Канада — это «груша», которая упадёт в лоно США, «когда она созреет». А после Адамса, в 1869 году, лидер республиканцев Сьюард (этот нам ещё в зубах навязнет!) сравнил Антильские острова со сливой, готовой упасть в руки США…

Вот уж как эти «фрукты» любили разные вкусные фрукты!

Но сравнивать с каким-либо плодом, или ещё с чем, Русскую Америку Адамсы до поры до времени воздерживались. Уж очень они опасались — до поры до времени, — что наиболее верным будет сравнить её с бомбой, если США захотят заполучить для себя и этот «плод». Тем не менее на одном англосаксы настояли уже тогда, одного они уже тогда — уже от Александра I — добились…

Они добились согласия России на унизительную для неё договорённость.

И даже — на две.

УЖЕ к лету 1822 года Россия фактически была вынуждена отказаться от исполнения Указа от 4 сентября 1821 года. А 5(17) апреля 1824 года российский министр иностранных дел Нессельроде, бывший посланник России в США Полетика и посланник США в России Генри Мидлтон подписали в Петербурге русско-американскую конвенцию «о дружественных связях, торговле, мореплавании и рыбной ловле». Переговоры в некоторых источниках определяют как «недолгие», но если они таковыми и были, то — лишь по конкретному тексту конвенции. Сама же она стала итогом очень долгого спора, начавшегося ещё в 1808 году. Однако об этой конвенции будет подробно рассказано значительно позднее… Выше упоминались две унизительные договорённости. Так вот, второй была англо-русская конвенция 1825 года сходного смысла, но о ней, впрочем, — тоже в свой час. А пока что нам предстоит совершить ещё одну «временную петлю» и вернуться в год 1808-й и даже пройти дальше — в самое начало XIX века, и даже ещё дальше — опять в конец XVIII века.

Итак, конец века XVIII…

В 1781 году Соединённые Штаты Америки через посредство миссии Дейны впервые попытались установить с Россией — тогда екатерининской, официальные дипломатические отношения, но у Дейны ничего не вышло, хотя он пробыл в русской столице два года. Россия признавала США лишь де-факто. Когда же появилась возможность признания Соединённых Штатов Россией де-юре, Штаты сами от этой возможности отказались, и — не без причин. Об этом ранее уже говорилось.

Устанавливать дипломатические (то есть политические) отношения с Россией янки было не с руки, хотя объёмы взаимной торговли вынуждали Америку стремиться иметь в России какого-то официального представителя. В 1796 году закончилась долгая екатерининская эпоха… 11 марта 1801 года насильственно прервалась недолгая павловская эпоха, которая ознаменовалась, однако, учреждением полугосударственной Российско-американской компании. И с началом царствования Александра I стало ясно, что предъявлять претензии России по поводу её владений в Америке преждевременно, а без официальных отношений с Петербургом не обойтись.

Наднациональные элитарные круги европейского Старого Света вынуждали видимое его руководство к игре с янки в поддавки. В России эти круги были далеко не так сильны, как в Европе, поэтому с Россией необходимо было продумывать более тонкие многоходовые геополитические комбинации. Начало им было положено появлением в александровской России Л. Гарриса. Он прибыл в Петербург осенью 1803 года и 16(28) октября был признан в качестве американского консула.

В 1804 году началась переписка Александра I и президента Джефферсона, а осенью 1807 года Джефферсон через посланника в Лондоне Монро (того самого) предложил Александру установить прямые дипломатические отношения.

В апреле 1808 года министр иностранных дел Николай Петрович Румянцев известил Гарриса о назначении Андрея Яковлевича Дашкова генеральным консулом в Филадельфии и поверенным в делах при конгрессе США. А через год Фёдор фон дер Пален был назначен указом Александра I от 1 апреля 1809 года первым чрезвычайным посланником и полномочным министром России в США. 14(26) июня 1810 года он вручил верительные грамоты президенту США Дж. Мэдисону. То, что дата назначения Палена посланником в США по европейскому стилю летоисчисления пришлась на 13 (!) апреля, можно объяснять случайностью. Но вряд ли случайным было то, что Пален добирался до страны пребывания больше года! На этом обстоятельстве мы чуть позже остановимся.