Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надо же! Синий камень… Они кажутся черными, но солнечный свет делает их синими. — Лукас слушал очень внимательно. — Рассказывают, что в Южной Америке первым индейцем, который нашел синий камень, был Калфукура. С тех пор его имя («калфу» означает «синий» и «лечит», а «кура» — «камень»[41]) распространилось по всей Америке. Говорят, что синие камни обладают способностью передвигаться самостоятельно, когда их владелец хочет этого. Когда ты собираешь такие камни, их нужно хватать очень быстро, иначе они, несмотря на то что, казалось бы, были рядом с тобой, вдруг исчезают. Ты должен хранить этот камень в хорошо защищенном месте. Не столько из-за него, сколько из-за самого себя. Эти камни обладают такой силой, что могут поедать своего владельца[42]. Ты будешь скромным и в то же время станешь уважаемым человеком. Тебе очень повезло.
Разговаривая с Лукасом, Джозеф не переставал тереть друг о друга свои камушки. Внезапно он прекратил это делать и бросил их вперед. Пока они летели по воздуху, сыпались искры. Натолкнувшись на стену типи, камни упали на пол.
— Сделай то же самое со своими… — велел он Лукасу.
Юноша потер свои камни и бросил их в направлении стены типи. Не было ни одной искры, и, когда он поднял их, камни оставались холодными. Лукас повторил попытку, но они пролетели по воздуху как простые булыжники, без каких-либо признаков особой энергетики.
— Джозеф, почему у меня не получается? — нервно спросил юноша человека-медицину.
— Перед тем как ты берешь камни, нужно отрешиться от всех своих забот, от всего, что волнует тебя, почувствовать себя в согласии с самим собой. Тебя что-нибудь беспокоит?
— Завтра у меня первое медицинское обследование после операции, — сказал Лукас. — Не знаю, связано ли это как-то с тем, что со мной происходит.
— Перестань столько думать о себе и соединись с силами природы. Почувствуй воздух, которым ты дышишь. Забудь обо всех волнениях и представь, что ты спокойный океан, ветер, который все очищает, удобренная земля, дающая семенам возможность прорасти, огонь, уничтожающий все, что нас тревожит. Ты становишься частью вселенной, планетой, вращающейся вокруг Солнца, которое все освещает. Почувствуй тепло своих рук и необходимость передать его… Ну а теперь попытайся снова…
Лукас опять потер камни друг о друга. Он сконцентрировался, как объяснил Джозеф, бросил камни в воздух, и в следующее мгновение посыпались искры, которые сопровождали камни на всем протяжении их полета до стены типи.
— Хорошо сделано, Лукас. Ты очень быстро усваиваешь.
Лукас молча подошел к Джозефу, сжимая в руках три камня. Заставил индейца лечь и положил на его грудь камни. Человек-медицина в тот же миг почувствовал на своей груди исходящее от них тепло. Он подумал о том, что руками Лукаса руководит Кендаль, потому что движения юноши были подчинены инстинкту. Между тем действия Лукаса привели к тому, что индеец почувствовал себя хорошо. Так прошло несколько минут, пока вдруг Лукас не перестал передвигать камни. Спустя какое-то время, полное молчания и неподвижности, юноша убрал камни и начал водить руками, заламывая их. Джозеф наблюдал за Лукасом очень внимательно, не упуская ни одной детали. Индеец был весьма удивлен. Он не учил юношу тому, как нужно сбрасывать отрицательную энергетику больного, но Лукас проделывал это мастерски. Человек-медицина изобразил на своем лице подобие улыбки, подтверждая тем самым, что чувствует себя намного лучше. Для него было ясно: Лукас является избранным.
Когда отец постучал в дверь, чтобы разбудить сына, Лукас только что принял душ. Он стоял у зеркала с повязанным на бедрах полотенцем и брился. Юноша думал о том, что единственным положительным моментом его похода в больницу станет встреча с Орианой. Если, конечно, ему представится возможность снова увидеть самую волнующую девушку из всех, кого он когда-либо знал. Лукас почти чувствовал запах ее духов: лимон и лаванда. Закрывая глаза, он представлял, как девушка решительно входит в воду, играет с волнами. Юноше никогда раньше не доводилось встречать человека, способного плавать так долго, как это делала она. Он не видел таких синхронных движений и такого дыхания в воде, как у Орианы. Она казалась рыбкой, прекрасно приспособившейся к прохладной воде, наполненной жизнью. К воде, в которой содержание соли было выше, чем в других морях[43]. Атлантический океан, почти не затронутый деятельностью человека, подходил к берегам то с лаской, то с яростью из-за течений или же по воле самого Нептуна.
Неожиданная боль вдруг вывела Лукаса из того состояния нирваны, в котором он находился, мечтая о встрече с Орианой. Юноша порезался бритвой. Хотя он и смочил порез несколько раз холодной водой, от следа на лице так и не удалось избавиться.
Отец снова постучал в дверь его комнаты.
— Хватит спать, Лукас, нам уже пора выходить. Поторопись!
Юноша надел серые джинсы, белую майку и сверху черную рубашку, не застегнув пуговиц на рукавах. Выйдя из комнаты, он не стал завтракать: в больницу надо было явиться натощак.
Через пятнадцать минут Лукас и его родители уже входили в двери больницы. У них было такое ощущение, будто они вступали в другой мир, отличавшийся от того, который остался по ту сторону дверей. Медсестры сновали по больничным коридорам, посетители в растерянности искали по табличкам кабинет, куда им следовало обратиться, пациенты с трудом перемещались между этажами для принятия назначенных им процедур, врачи в белых халатах ходили с историями болезни в руках из одного отделения в другое. Похоже, что в больнице был час пик.
Лукас и его родители хорошо знали, что им нужно идти на четвертый этаж, в кабинет доктора Аметльера. При выходе из лифта в нос ударил запах дезинфицирующей жидкости, которую использовала уборщица. С другой стороны доносился звон тарелок, стаканов и чашек завтракавших пациентов, дополняемый шумом передвижных кроватей, которые ввозили в лифт и вывозили из него, доставляя больных на процедуры и обследование. На Лукаса сразу же накатились недавние воспоминания о самом деликатном моменте его жизни. Больничный запах нервировал юношу, он чувствовал явный дискомфорт. С его родителями происходило то же самое, в памяти все было еще слишком свежо, чтобы можно было преодолеть психологический барьер. Несомненно, то, что произошло, было наихудшим моментом в их жизни. Все трое шли молча, когда их вдруг остановил знакомый смех. Это был общительный доктор Аметльер, который находился в одной из палат этажа и осматривал пациента. Сначала они хотели подождать его у двери, чтобы поздороваться, но затем решили пройти в кабинет врача. Их словно обдало холодом, когда они увидели, что посетителей регистрировала Эспина, медсестра, манера общения которой полностью оправдывала ее имя.