выбросить козла собакам, так нам за это будет перед богом и людьми грешно, потому что все счастье наше мы благодаря козлу получили. А лучше пойду я к попу и попрошу его похоронить козла по-христиански, как и других покойников хоронят».

Собрался старик, пришел к попу, кланяется: «Здравствуй, батюшка!» — «Здорово, свет! Что скажешь?» — «А вот, батюшка, пришел к твоей милости с просьбою: у меня в доме случилось большое несчастье — козел помер, пришел звать тебя на похороны».

Как услышал поп такие речи, крепко рассердился, схватил старика за бороду и ну таскать по избе: «Ах ты, окаянный, что выдумал, вонючего козла хоронить!» — «Да ведь этот козел, батюшка, был совсем-таки православный: он завещал тебе двести рублей». — «Послушай, — сказал поп, — я тебя не за то бью, что зовешь козла хоронить, а за то, что ты до сих пор не дал мне знать о его кончине: может, он у тебя уж давно помер». Взял поп с мужика двести рублей и говорит: «Ну, ступай же скорее к отцу дьякону, скажи, чтоб приготовился: сейчас пойдем козла хоронить».

Приходит старик к дьякону и просит: «Потрудись, отец-дьякон, приходи ко мне в дом на вынос!» — «А кто у тебя помер?» — «Да вы знавали моего козла, он-то и помер!» Как начал дьякон хлестать его с уха на ухо. «Не бей меня, отец дьякон, — говорит старик, — ведь козел-то был совсем православный, а как умирал — тебе сто рублей завещал за погребение». — «Экий ты стар да глуп, — сказал дьякон, — что ж ты давно не известил меня о его преславной кончине; ступай скорей к дьячку: пусть позвонит по козловой душе!»

Прибегает старик к дьячку и просит: «Ступай, позвони по козловой душе». И дьячок рассердился, начал старика за бороду таскать. Старик кричит: «Отпусти, пожалуй! Ведь козел-то был православный, он тебе за похороны пятьдесят рублей завещал.» — «Что ж ты до сих пор копаешься, надо было пораньше сказать мне: следовало бы давно прозвонить!» Тотчас бросился дьячок на колокольню и начал звонить во все колокола.

Пришли к старику поп и дьякон, положили козла во гроб, отнесли на кладбище и закопали в могилу.

Вот стали про это дело говорить между собой прихожане, и дошло до архиерея, что поп-де козла похоронил по-христиански. Потребовал архиерей к себе на расправу старика с попом: «Как вы смели похоронить козла? Ах вы, безбожники!» — «Да ведь этот козел, — говорит старик, — совсем был не такой, как другие козлы: он перед смертью завещал вашему преосвященству тысячу рублей!» — «Экий ты глупый, старик! Я не за то сужу тебя, что козла похоронили, а за то, что ты его, когда он еще живым был, маслом не соборовал[107]!»

Взял тысячу и отпустил старика и попа по домам.

80. Жадный поп

Жил-был поп, имел большой приход, а был такой жадный, что великим постом за исповедь меньше гривенника ни с кого не брал; если кто не принесет гривенника, того и на исповедь не пустит, а начнет срамить: «Экая ты рогатая скотина! За целый год не мог набрать гривенника, чтоб духовному отцу за исповедь дать! Ведь он за вас, окаянных, богу молится!»

Вот один раз пришел к этому попу на исповедь солдат и кладет ему на столик пятак. Поп просто взбесился: «Послушай, проклятый! Как ты это вздумал принести духовному отцу медный пятак! Смеешься, что ли?» — «Помилуй, батюшка, где я больше возьму? Что есть, то и даю!» — «По кабакам носить, небось, есть деньги, а духовному отцу одни грехи тащишь! Ты хоть укради что да продай, а священнику принеси, что подобает; заодно уж перед ним покаешься и в том, что своровал, он все тебе грехи отпустит». И прогнал от себя поп солдата без исповеди: «И не приходи ко мне без гривенника!»

Солдат пошел прочь и думает: «Что мне с попом делать?» Глядит, а около клироса стоит поповская палка, а на палке висит бобровая шапка. «Дай-ка, — говорит сам себе, — попробую эту шапку утащить!» Взял шапку и потихоньку вышел из церкви да прямо в кабак. Тут солдат продал ее за двадцать пять рублей, припрятал деньги в карман, а гривенник отложил для попа. Воротился в церковь и опять к попу. «Ну что, принес гривенник?» — спросил поп. «Принес, батюшка». — «А где взял, свет?» — «Грешен, батюшка, украл шапку да продал за гривенник». Поп взял этот гривенник и говорит: «Ну, бог тебя простит, и я прощаю!»

Солдат ушел, а поп, кончив исповедовать своих прихожан, начал служить вечерню; отслужил и стал домой собираться. Бросился к клиросу взять свою шапку, а шапки-то нет! Так простоволосый[108] и домой пришел. Пришел и сразу же послал за солдатом. Солдат спрашивает: «Что угодно, батюшка?» — «Ну скажи, свет, по правде, ты мою шапку украл?» — «Не знаю, батюшка, вашу ли украл я шапку, а только такие шапки одни попы носят, больше никто не носит». — «А откуда ты ее стащил?» — «Да в вашей церкви висела она на поповской палке у самого клироса». — «Ах ты, такой-сякой! Как смел ты воровать у своего духовного отца? Ведь это смертный грех!» —«Да вы, батюшка, сами мне этот грех простили!»

Пришлось попу новую шапку покупать.

81. Как поп работников морил

В некотором царстве, в некотором государстве, именно в том, в каком мы живем, жил один мужик. У него было три сына, два умных, а третий дурак. Жили очень бедно. Отец и посылает сыновей: «Идите хоть один в работники: дома делать нечего».

Сыновьям, ни тому, ни другому, ни третьему, неохота идти в работники, вздумали жребий кинуть. Кинули жребий — досталось большаку[109] брату идти в работники. Большак собрался и отправился в путь-дорогу.

Поступил в работники к попу. Тот его почти ничем не кормил, проморил зиму. Ушел от попа большак.

На другой год отправился к попу средний брат и тоже чуть с голоду не помер.

Настала очередь младшему брату идти — Ивану-дураку. Вот он снарядился и отправился в путь-дорогу. Вышел — идет поп навстречу.

«Далеко ли, добрый молодец, идешь?» — спрашивает поп. «Иду себе места искать». — «Ну, наймись ко мне в работники». — «Найми, — говорит. — Сколько за работу дашь?»