Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что-то я упускаю. Важное.
Впрочем, кто мне мешает расспросить об этом… Мотю?
– Знаете вы меня, товарищ старший лейтенант. Встречались уже. Дружинник, помните? Студент, староста…
– А-а! Студент. Так ты Гошу знаешь? Анисимова? Жаль, что я раньше был не в курсе. Как дела, Гоша?
– Не родила. Парень у тебя спросить чего-то хочет. Будь добр, Мотя, ответь.
– Зайдем.
Мы прошли в до боли знакомое помещение. Ничего не поменялось – стол, стулья. Дубинки. Запасные, что ли? Так быстро выходят из строя?
– Мы Пестро́ва ищем, – с места в упор заявил я. – Василия Кравсиловича. Вы меня тогда с ним задержали.
Мотя почему-то замялся. Я бы сказал даже – смутился. Глаза отвел.
А что происходит?
– Очень надо, Матвей! – включился Аниськин. – Мне надо. Позарез!
– Але, служба! – окликнул Мотя своих рядовых и лычконосных подопечных. – А ну погуляйте пока…
– Так мы только пришли…
– Свалили отсюда, быстро!
– Есть.
– Слушаюсь.
– Вот так!
Опорник опустел.
Мотя сидел за столом и напряженно растирал себе лоб.
– Ну так как? – нетерпеливо заерзал на стуле Аниськин. – Есть информация?
– Да есть-то есть, да… не про нашу честь.
– Не понял.
– Короче… «барабан» это. Стукач одного «важняка» из управления. А я его типа крышую здесь на участке. Да присматриваю, чтоб не распоясывался сильно.
Мы переглянулись с Аниськиным.
Ничего себе «стукач»! Ходит с нелегальным стволом и постреливает время от времени в оперативников из КГБ. А еще подрабатывает в свободное от «стука» время правой рукой подпольного мафиози от наркоты! Этот «важняк», интересно, знает о всех художествах своего подопечного? То, что Мотю они держат втемную, – это и дураку понятно, иначе старлей нам всего этого не рассказал бы. Его задача – изображать для конспирации свирепого околоточного да охаживать иногда замаскированного агента резиновым изделием по ребрам. Что еще тогда мне показалось очень странным. Переигрывал Мотя!
А вот «важняк»…
Не удивлюсь, если он в курсе. Если он…
И тут меня прошиб холодный пот. А что, если тот «важняк» и есть…
Да ладно! Не может быть. Ведь не девяностые еще пока на дворе! Мы только на стартовой полосе… пятнадцатилетнего забега в пропасть. И даже не прозвучал еще выстрел рокового стартового пистолета, который совпадет по времени с назначением на должность генсека туповатого комбайнера, возомнившего о себе невесть что.
Нет. «Важняк» – не Трафарет. Это вряд ли.
И… а кто нам мешает проверить?
– Адрес! – потребовал я угрюмо.
– Чего? – удивился старлей. – А ты не борзеешь, студент?
– Мотя, адрес давай! – вписался Аниськин. – И быстро! Мы сегодня уже одну гражданку из петли вытащили. Время уже не терпит!
– «Петлю» какую-то выдумали, – пробурчал возмущенно Мотя, ковыряясь тем не менее в ящике своего стола. – Вот адрес. Частника, сорок шесть. Тут рядом, на горке…
Мы снова переглянулись.
– Шестая бастионная рядом?
– Вплотную.
Пестрый и Кролик – соседствуют домами! Даже если и не бок о бок, но все равно – совсем рядом.
– Нас не было! – Аниськин резко развернулся и зашагал к выходу.
На редкость светские манеры.
– «Важняка» не сдадите? – бросил я напоследок.
– Дурак, что ли, студент?
Попробовать все равно надо было.
– Прощайте. Надеюсь, не увидимся.
А Аниськин был похож на гончую, взявшую свежий след. Можно даже было сказать – на легавую, но не хочется обижать мента резким, грубым словом. Уж больно у него тонкая душевная организация.
Что он чуть позже и доказал…
По адресу мы обнаружили частный одноэтажный дом с традиционно обширным внутренним двориком, неровно залитым бетоном из песчано-гравийной смеси. В этом районе у всех частников так: цементный завод под боком.
Двери неожиданно для нас обоих открыл сам Василий Кравсилович, и тут же, как и я недавно, был неприятно поражен тонкой душевной организацией и светскими манерами Аниськина. Точнее даже – сражен! Потому что от приветственного удара в челюсть хозяин домика бодро пролетел вглубь жилплощади метров на пять, а то и больше.
Мы вошли в помещение.
Слава богу, никаких мам-пап, жен-сожительниц, старушек-детишек дома не оказалось. Блин, Аниськин! Я один об этом думать должен? Сейчас пришлось бы успокаивать визжащую многоголовую гидру из женского сословия.
Обошлось…
– Гражданин… началь… ник…
Пестрый изумленно размазывал кровь по лицу, барахтаясь в обломках какой-то мебели. Главное – сразу понял, что мы не из бандитов.
– И тебе не кашлять, Пестров, – угрюмо поздоровался Аниськин. – Познакомимся?
Он зацепил какой-то стул и водрузил его прямо над хозяином спинкой вперед. Сам уселся сверху. Перекладина между ножками удачно пришлась ровно на шею Василия Кравсиловича.
– Девочку Машу помнишь?
– Как-кую… Машу…
Аниськин сильнее нажал перекладиной.
– Несовершеннолетнюю! Которую полтора года назад на «таблетке» нашли с передозом. Припоминаешь?
– Что-то не… припоми… А! Дышать… Дышать дай! Да-да! Помню. Я помню… Стул!
Я увидел, как дрогнула, а потом заледенела спина Аниськина.
– Эй! – тихо позвал я его. – Эй! Ты его сейчас задушишь.
Он еще раз дрогнул и ослабил нажим.
– Кто?
– Я не могу.
– Кто?!
– Уп… Стул!.. Трафарет… Стул отпусти… Это Трафарет, это не я!
– Кто Трафарет? Говори! Убью!!!
– Я не могу!.. Убивай! Давай, души меня, ментяра. Я все равно не скажу… А-а!.. Уп…
Я схватил Аниськина за плечо и сильно тряхнул его несколько раз.
– Да что ты делаешь?! Аниськин. Опомнись! Он нам живой нужен.
Он вскочил и отбросил мою руку. Яростно пнул стул, тот брызнул в сторону и в щепки разлетелся о стену. Навис над своей жертвой, до белых костяшек сжав кулаки. Его трясло. Но… он пока держался.
– Вася, послушай! – решил я попробовать договориться. – Погибшая Маша – его дочь. Родная. Понимаешь, что это значит?
Пестрый покладисто закивал, косясь испуганно в сторону Аниськина.
– П-пони…маю…
– Не понимаешь, Вася. Ой как не понимаешь!