Руководить следующими подъемами на скалы Штойри из-за слишком сильных болей уже не смог. Но все же он участвовал во всех других вылазках на скалы, для которых в качестве ведущего мне удалось пригласить итальянского проводника Марино.

Каждый день мы шли по новому маршруту, большая часть которых располагалась в области Розенгартен. Я наслаждалась этими днями и была счастлива, так как мне все легче удавалось преодолевать даже трудные подъемы.

Меня часто спрашивали, почему я в таком восторге от скалолазания, все же жительница Берлина, человек городской. Причин тому много. Горы всегда обладали для меня большой притягательной силой, особенно Доломитовые Альпы; они казались своего рода волшебным садом. Среди горного ландшафта я чувствую себя вольготнее и здоровее. Занимаясь другим видом спорта — за исключением подводного плавания, — мне не удается отдохнуть так хорошо. Тут отключаются все прочие мысли, особенно при преодолении трудных маршрутов на скалах, когда приходится полностью сосредотачиваться на захватах и шагах. Скалолазание — лучшее лечение для людей, испытывающих большие нервные перегрузки, не то что горнолыжный спорт, где на тебя могут наехать или сбить с ног хулиганы, и ты получишь травму даже не по собственной вине. Для меня скалолазание стало подлинной страстью.

После возвращения из Доломитовых Альп мне пришлось на два дня поехать в Нюрнберг, чтобы сдержать обещание и снять там короткий фильм об учениях вермахта накануне съезда партии в 1935 году. Это было то, что я, к раздражению генералов, не вставила в «Триумф воли».

В этой работе было задействовано пять операторов, среди них гениальный Цильке, а кроме него Эртль, Френтц, Ланчнер и Клинг. Кроме учений вермахта, которые были проведены в один день, в тот день не требовалось делать больше никаких съемок.

Так появился короткометражный фильм продолжительностью примерно в 25 минут, для которого Петер Кройдер[239] сочинил очень лихую музыку. Как и съезд партии, фильм получил название «День свободы».

Моя фирма, которая с 1934 года стала называться «Рейхспартайтагфильм», продала эту ленту студии УФА, использовавшей его в качестве «локомотива» в паре с одним из своих слабеньких игровых фильмов.

Операторы сработали блестяще. Участие Цильке, особенно в содружестве с Гуцци Ланчнером, позволило достичь новых эффектов, подняло фильм на более высокий художественный уровень.

Когда картина была готова, меня попросили показать ее в рейхсканцелярии. Чтобы добиться примирения с вермахтом, Гитлер устроил небольшой прием и пригласил многих генералов с дамами. Демонстрация должна была начаться в восемь часов вечера.

Было уже без десяти восемь, а я все еще сражалась дома со своими дикими волосами, но так и не смогла сделать себе элегантную прическу. Я мчалась по Берлину на своей машине как сумасшедшая. От несчастного случая меня спасло только то, что на столичных улицах тогда еще не было интенсивного движения. В большой спешке и с растрепанной прической вошла я в рейхсканцелярию, опоздав на целых двадцать минут. Прямо катастрофа! Гитлер и Геббельс уже стояли в вестибюле и ожидали меня с большим нетерпением. Лицо Гитлера было бледным, Геббельс, казалось, язвительно ухмылялся. Он наслаждался тем, что видит меня в столь неприятном положении. Приветствовали они меня холодно. Подавленная и сконфуженная, я попыталась извиниться за опоздание.

Меня ожидали примерно 200 гостей, генералы в военной форме, при орденах, дамы в вечерних платьях. Здесь меня тоже приветствовали с каменными выражениями лиц. Мне захотелось стать невидимой.

Фильм начался. Я все еще чувствовала себя одинокой и глубоко несчастной. Картина шла, а мысли мои были где-то далеко. Но через несколько минут я почувствовала, что зал стал заинтересовываться, атмосфера потеплела. Кто часто стоял перед зрителями на сцене, у того появляется шестое чувство — принимает ли тебя публика. Фильм неожиданно произвел сильное впечатление.

Когда снова загорелся свет, я праздновала победу. Мне пожимали руки, обнимали. Отовсюду звучало: «Лени! Лени!» — восторг был большой. Подошел улыбающийся Гитлер и поздравил меня. На лице Геббельса явственно читалось, сколь сильно он завидует моему успеху.

У Гитлера было недурное чувство юмора: на Рождество он подарил мне часы саксонского фарфора с будильником.

Хотя подготовительные работы к съемкам фильма об Олимпиаде уже начались, все же поздней осенью 1935 года я приняла участие в тренировках команды лыжниц Германии на Цугшпитце.

Меня пригласил наш тренер, Тони Зеелос. Мне просто хотелось еще раз насладиться полетом на лыжах — об олимпийской медали я не мечтала. В женской команде в это время были три бесспорных лидера: Кристль Крантц, выигравшая впоследствии золотую медаль, Кете Грасэггер, ставшая обладательницей серебряной медали, и Лиза Реш. Но тут были и такие спортсменки, как Лотта Баадер и Хеди Ланчнер, уровень подготовки которых примерно соответствовал моему. В команде возникла атмосфера завистливого беспокойства, что едва не привело к бунту против меня. Не со стороны хороших лыжниц, с которыми у меня как раз сложились теплые отношения. Более слабые опасались, что я войду в олимпийскую сборную и в результате одна из них потеряет шанс. Это было глупо — большая подготовительная работа к съемкам фильма не оставляла мне времени для необходимых напряженных тренировок. Мне просто доставляло удовольствие само участие в сборах.

Некоторые лыжницы перестали со мной разговаривать, даже Хеди Ланчнер, которая еще весной была у меня в гостях в Давосе и мы вместе неоднократно спускалась с гор. У меня пропало желание участвовать в сборах. Правда, не хотелось покидать Цугшпитце из-за капризов нервных дамочек. Я позвонила в Гриндельвальд товарищу по горнолыжному спорту Герману Штойри. Он тотчас же выразил готовность потренироваться со мной на Цугшпитце.

Он приехал уже на следующий день, и мы сразу же приступили к тренировкам. Свои слаломные шесты мы установили на некотором расстоянии от немецкой команды. Сквозь туман обе тренирующиеся стороны едва могли видеть друг друга. И тут произошло нечто невероятное. Бывший со мной до сих пор в дружеских отношениях Фрид ль Пфайфер, руководитель женской олимпийской команды и супруг Хеди Ланчнер, которая опасалась, что я вытесню ее, стал протестовать против нашей тренировки. Он потребовал, чтобы мы немедленно очистили Цугшпитце. Его аргумент: Герман Штойри как тренер олимпийской команды горнолыжниц Швейцарии может кое-что подсмотреть в тренировках немецкой команды, а это было бы чистым шпионажем.