Вернувшись на «Суворов» к половине первого, он приказал разбудить его через час и прилег в свое парусиновое кресло, прямо на мостике, и тут же заснул, под грохот и визг грузовых лебедок. Топот сотен каблуков по палубам, издаваемый матросами транспортов и грузчиков, абсолютно его не беспокоил, так же как и большую часть команды, заснувшую прямо на своих постах после обеда с двойной винной порцией. На всех кораблях эскадры стоял жуткий грохот из-за непрекращающихся ни на минуту ремонтных работ.

Проснувшись через час, еще до того, как старший флаг-офицер лейтенант Сверебьев решился его разбудить, адмирал пригласил отобедать с ним и штабом эскадры офицеров броненосца и очень внимательно выслушал все мнения относительно дальнейших действий эскадры, превратив обед в совещание. Мнения высказывались самые разные: от предложения идти в Шанхай или Цындао, для более серьезного ремонта, чтобы потом повторить попытку прорыва, до «попытаться проскочить пролив ночью, отправив транспорты и подбитые корабли в нейтральный порт интернироваться».

В конце ужина командующий поблагодарил офицеров, сказав, что он горд тем, что ему довелось принять вчерашний бой вместе с ними, и, тепло простившись, отбыл на «Орел», назначенный новым флагманом. Этот броненосец пострадал в бою меньше всех. Несмотря на то, что он имел достаточно большие разрушения в надстройках и небронированных частях корпуса, его артиллерия и механизмы не пострадали. Все разрушения сказались лишь на условиях обитаемости на корабле, но это можно было и потерпеть. Подводных повреждений не было, если не считать несколько мелких отсеков, за броневым поясом, затопленных через ослабшие болты. Но самым главным было то, что минерам удалось восстановить сбитые осколками радиоантенны и «Орел», единственный из всех кораблей первого отряда, имел действующий беспроволочный телеграф, что позволяло руководить всей эскадрой.

Едва перебравшись на новое место, вызвали всех флагманов, и штаб продолжил свое совещание. Спорили до хрипоты, приводя всевозможные доводы и рассматривая вопрос со всех сторон.

Однако, после обсуждения всех вариантов, удалось выработать единое мнение, что просто проскочить во Владивосток мало. Слабые ремонтные мощности этого порта не позволят быстро восстановить боеспособность эскадры, а ограниченность запасов угля быстро поставит на прикол большую её часть. В то время как японцы довольно легко смогут исправить свои повреждения и снова получат, на этот раз подавляющее, превосходство.

О катастрофических потерях объединенного флота в корабельном составе никто тогда еще не знал и даже не догадывался. А практически поголовное уничтожение нами японских легких крейсеров сулило противнику лишь небольшие тактические неудобства, учитывая ограниченность театра боевых действий.

Исходя из этого, было принято решение, что японцев нужно добивать сейчас, не дав им опомниться и переформировать свой флот. Несколько выбитых флагманских кораблей, несомненно, должны будут осложнить управление оставшимися силами, если не дать противнику «освоиться». Сразу же после минимально необходимого ремонта было решено всячески искать встречи с Того и навязать ему бой до полного разгрома. Все транспорты и корабли обеспечения оставить на попечение резервного флота, который должен будет под прикрытием боя основных сил, в любом случае, прорываться во Владивосток.

Пока штаб решал, как быть дальше, было полностью завершено развертывание сил обороны. Все, имевшиеся на эскадре десантные пушки были размещены в четырех береговых батареях по десять штук в каждой. Имевшие малый угол поворота сухопутные станки вынуждали размещать орудия полукругом, обращенным выпуклой частью к морю, чтобы перекрыть больший сектор. Две такие батареи разместили на южных склонах горы Онодаке на южной оконечности острова Сагано, а еще одну – на северной оконечности острова прямо на вершине горы Онодаке. На другом берегу пролива, дальше к северу, у мыса Нииракумати оборудовали четвертую батарею.

Их позиции обнесли брустверами из камней, замаскировав водорослями и прочим мусором, валявшимся на берегу. Со стороны суши прикрыли надежными заслонами и секретами, имевшими приказ стрелять поверх головы любого, кто бы ни пытался приблизиться. Вместе с пушками на берегу установили и все пулеметы, которым не хватило места на катерах. Немного выше уреза воды под батареями разместили прожекторные посты, соединив их кабелями с динамо-машинами на кораблях обеспечения, в роли которых выступали буксиры и транспорты, имевшиеся при эскадре и замаскированные под берегом.

Поперек северного выхода из пролива у мыса Нииракумати с транспорта «Анадырь», оборудованного еще в Нуси-Бе минными рельсами, поставили оборонительное заграждение. Мины ставили на минимальную глубину в два ряда, рассчитывая в первую очередь на миноносцы. Все мины, когда-то имевшиеся на броненосцах и крейсерах, выставили за три часа. Дневная минная постановка была рассчитана еще и на то, что об этом станет известно японцам до начала атак и это несколько стеснит их действия севернее стоянки. Планировавшуюся, чисто демонстративную, постановку с юга просто не успели провести из-за нехватки времени.

На северной и южной оконечностях острова Сагано в брандвахту поставили «Мономаха» и «Донского». Оба крейсера встали на якоря максимально близко к берегу с таким расчетом, чтобы простреливать из своих скорострелок устья пролива. Все поврежденные прожектора на обоих крейсерах были заменены исправными, чтобы обеспечить максимальное освещение контролируемых и простреливаемых зон. Вдоль их бортов, смотрящих от берега, устроили импровизированные противоторпедные заграждения из реквизированных в деревнях и на переходе джонок, также поставленных на якоря в восьми-десяти метрах от борта и для надежности сцепленных между собой цепями. С них срубили мачты, а все рыбачьи сети свесили с обоих бортов.

Сразу за «князьями», дальше в пролив, были места ночной стоянки миноносцев, по три с севера и юга, куда должны были вернуться дозорные эсминцы с наступлением темноты. (Во избежание путаницы, в случае ночных торпедных атак японцев, в самом проливе ночью должны были действовать лишь наши катера, а все остальные корабли вести огонь с места.)

В самой глубине пролива, в седловине острова Сагано у его восточного берега, были стоянки первого броненосного отряда, чуть южнее ремзоны, а еще немного дальше к югу от них, – второго и третьего броненосных отрядов. Поскольку все стоянки находились фактически на рейде небольшого селения, раскинувшегося вдоль берега, в этот городишко был высажен десант, патрулировавший его улицы, чтобы избежать неожиданностей.

Со стороны пролива стоянки были прикрыты самодельными бонами из списанных с кораблей противоторпедных сетей и реквизированных у местного населения рыбачьих снастей, закрепленных на бочках из-под масла и надежно заякоренных сайпанах. Боны натягивались также и на цепях между транспортами, дооборудованными соответствующим образом.

Крейсера на ночь планировалось отправить в море, так как там считалось безопаснее. Оставшиеся, почти пустые, транспорты снабжения стояли на якорях между «Мономахом» и ремзоной, где было относительное мелководье. Установленные на них малокалиберные пушки, снятые когда-то с броненосцев и крейсеров, были дополнительной защитой, помимо артиллерии эскадры. Но командирам пароходов были даны четкие инструкции, запрещавшие открывать огонь без приказа или крайней необходимости. Начальник штаба Клапье де Колонг лично накачивал их на этот счет.