Без скафандра Энн оказалась красивой женщиной.

В ВКС вообще было довольно затруднительно встретить некрасивую женщину, и дело совсем не в том, что их туда элементарно не брали. Просто всем связанным с флотом людям платили достаточно хорошую зарплату и уже после первого года службы любая женщина могла позволить себе даже самую дорогую пластическую операцию.

Дойл решил, что ему крупно повезло. Он остался в живых и оказался наедине с красивой женщиной в условиях, при которых единственным развлечением мог бы стать только секс.

Аварийные модули созданы для того, чтобы спасать человеку жизнь. Развлекать человека они не обязаны.

На них имеется примитивный бортовой компьютер, отвечающий только за системы жизнеобеспечения и не способный на большее, рециркулятор кислорода, простенький санузел и склад с сухим пайком и водой.

А также восемь сидений, способных раскладываться и принимать форму кровати.

Для библиотеки, кинозала, комнаты игровых автоматов, бассейна и прочих мелочей, обеспечивающих комфортное проживание, на аварийном модуле места не нашлось.

Дойл и Энн были взрослыми современными людьми, а потому пришли к разумному соглашению уже на следующий день. Два человека, запертые в замкнутом пространстве на длительный срок, рано или поздно станут либо лучшими друзьями, либо злейшими врагами. Оба уцелевших во время штурма Китая космонавта хотели избежать второго варианта.

Им было совершенно нечего делать.

Есть, пить, спать, разговаривать и заниматься сексом. Вопрос о любви перед ними не стоял. Они просто выбрали такой путь, чтобы не сойти с ума.

– Полтора месяца, – сказал Дойл. – Мы здесь уже полтора месяца.

– Может быть, пора всплывать?

– Я подождал бы еще пару недель.

– Если планета оккупирована таргами, от этой пары недель ничего не изменится.

– Зато если они выжгли поверхность, на ней хотя бы пепел уляжется.

– И что мы будем делать одни на мертвой планете?

– Первым делом выйдем в эфир. Должны же быть еще живые.

– А если больше никого нет?

– Тогда будем думать. Аварийный модуль проектируется с таким расчетом, что может путешествовать внутри звездной системы. Мы же всего-навсего спикировали с орбиты на планету, так что у нас в запасе еще уйма энергии. Поднимемся на орбиту и пошлем сигнал «сос».

– И имперская кавалерия прискачет нас спасать.

– Чем черт не шутит, – сказал Дойл. – Судя по тому, что я видел во время спуска, тарги на этой планете задерживаться не собирались. А если они ушли, то сюда рано или поздно должна прийти Империя.

– Зачем?

– Спасать выживших и считать трупы. Фигурально выражаясь.

– Так мы ждем еще две недели?

– Да. Дольше ждать смысла я не вижу. Надо оставить немного времени про запас. Хотя, кто знает… Может быть, стоит нам вылезти из воды, и нас тут же подберут спасатели.

– Или подобьют тарги.

– Или мы никого не встретим. В общем, вариантов не так уж много.

У Клозе был свой любимый писатель из древних веков. Курт Воннегут-младший. Клозе чувствовал в нем собрата по духу.

Этот человек лучше всех понимал, как абсурдна Вселенная, в которой они все живут.

Абсурд достиг апогея через два месяца после потери человечеством Великого Китая.

После серии отслеженных Бо Вайсбергом одиночных Нуль-Т прыжков, траектория которых напоминала курс полета сумасшедшего комара, пытающегося увернуться от воображаемой им газеты, малый одиночный корабль таргов вывалился в линейное пространство в опасной близости от защитных орбитальных порядков планеты Земля.

Корабль залег в дрейф и ничего не предпринимал.

Военные так удивились, что не стали его сразу сбивать, а послали на разведку три истребителя из вновь сформированного «Трезубца».

Доклад пилотов вызвал недоумение адмирала Крузя и нервный смех Генриха Клозе.

На идеальном шаре корабля Чужих был нарисован белый прямоугольник, очевидно символизирующий белый флаг. Впрочем, Клозе считал, что это мишень.

При установлении визуального контакта с истребителями корабль таргов принялся мигать сигнальными огнями. Лучшим аналитикам УИБ потребовалось всего полчаса на определение того, что тарги посылают сигналы при помощи азбуки Морзе.

Было созвано срочное селекторное совещание, на котором присутствовали император, Клозе, адмирал Круз, директор Коллоджерро и министр обороны.

– Ну, и что нам делать, господа? – спросил император.

Сообщение таргов гласило: «Корабль не вооружен. Корабль прибыл с дипломатической миссией. Корабль просит посадки на планету Земля для ведения переговоров».

– Я думаю, надо их посадить и послушать, – сказал Клозе. – Чем черт не шутит, вдруг они сдаваться прилетели. Просчитали, так сказать, все шансы и поняли, что ловить тут нечего.

Клозе оказался в явном меньшинстве.

Адмирал Круз и министр обороны высказались за немедленный расстрел корабля Чужих, подозревая ловушку, диверсию, попытку саботажа и прочие ужасы, которые они были обязаны подозревать по долгу службы.

Винсент оказался не столь агрессивен, хотя против посадки корабля на Землю тоже категорически возражал. Он предлагал посадить корабль на безлюдном спутнике Марса Фобосе и провести переговоры там, используя для этих целей камикадзе из числа дипломатов.

Юлий посчитал, что для диверсии тут как-то уж все забубенно продумано, и приказал посадить корабль на закрытом космодроме ВКС Земли, соблюдая все меры предосторожности.

Адмирал Круз, директор Коллоджерро и министр обороны хором заявили ему, что это опасно, неразумно и чревато катастрофическими последствиями. Пропускать корабль противника сквозь все слои орбитальной обороны – слишком рискованный шаг. Юлий напомнил им на примере Сахары, что орбитальная оборона для небольшого количества кораблей с Нуль-Т преградой не является, повторил приказ и выразил надежду, что в третий раз озвучивать его не будет никакой надобности.

Скрежеща зубами, военный кабинет согласился с мнением сюзерена и разрешил посадку.

Весь путь от орбиты до космодрома корабль таргов сопровождали двенадцать истребителей из состава «Трезубца». Космодром, выделенный для посадки, был оцеплен тяжелой военной техникой, в небе над ним барражировали два крейсера.

Корабль таргов выдвинул посадочные ноги, став до удивления похожим на первый искусственный спутник Земли, и вошел в соприкосновение с бетоном земного космодрома.